Мониторинг СМИ

Кимоно для греческого бога

Тадаси Судзуки соединил античную трагедию и буддийские песнопения

Японский режиссер Тадаси Судзуки приезжает в Москву со своим театром почти ежегодно. А после того, как он поставил в МХТ «Короля Лира» Шекспира, его вообще можно считать практически «своим» и родным. В этот раз режиссер из Страны суши и восходящего солнца привез гремучую смесь античной трагедии и буддийских сутр.

Московские зрители успели привыкнуть к фирменному стилю Тадаси Судзуки, к эффектной смеси гуру и шарлатана. К невероятному сочетанию энергии и короткого дыхания. К умению извлечь удивительное количество эффектов из любой бутафории, реквизита, сценического пространства (особенно полюбились мастеру инвалидные коляски). И поразительной бедности смыслов, извлекаемых им из классических текстов. В этот раз Судзуки привез в Москву состоящую из двух частей сценическую композицию «Идущие и уходящие – возрождение традиций».

Когда-то советские ученые шутили: «Если не знаешь, как связать никак не связанные с собой объекты, ставь союз «и». Получится «Ленин и математика», «Лев Толстой и революция». Две части привезенной постановки Тадаси Судзуки явно связаны между собой по этому принципу сочетания несочетаемого. Первое отделение «Гятэйгятэй – буддийская ритуальная музыка Японии». Второе отделение – «Бог вина Дионис – культовая трагедия Древней Греции».

В первой части на протяжении часа двадцати минут на сцене шестеро бритых самураев группы «Синггонсёмё» поют древние сутры. А ударник Мидори Такада аккомпанирует им то позвякиванием бус, то звоном колокольчика, то гонгом, то деревянными клавишами, то выбивая дробь на кожаном барабане. Как поясняет программка, эти сутры дошли в Японию из Древней Индии через Китай. Поколения и поколения заучивали их наизусть, шлифуя каждое слово. К сожалению, сутры поются без перевода, поэтому остается только гадать, в какой именно повествуется о том, что и люди, и Будды прошлого, настоящего и будущего существовали, существуют и будут существовать одновременно и вечно.

Тем более что сам образ вечности Тадаси Судзуки воплотил в довольно страшной процессии мужчин и женщин на инвалидных колясках. На равной дистанции друг от друга время от времени движется из одного угла сцены в другой эта впечатляющая процессия. И начинаешь думать, что комната с пауками Достоевского – отнюдь не самый безнадежный образ вечности.

Вторая часть спектакля, созданная по мотивам трагедии Еврипида «Вакханки», имеет куда большее отношение к драматическому театру и явно целиком, а не фрагментами создана самим режиссером. Греческие герои одеты в японские кимоно. Вакханок изображают девушки с выбеленными лицами в бело-красных полосатых одеяниях. Диониса – мужчины-жрецы в белых клобуках и с белыми лицами. Нечестивец Пенфей, переодеваясь женщиной, выходит в женском кимоно с рукавами, расшитыми драконами. Монологи Еврипида японские актеры адресуют не друг другу, а в зрительный зал. Именно нам Агава демонстрирует оторванную ею в вакхическом безумии голову Пенфея, считая, что у нее в руке голова льва.

Обращаясь к античным трагедиям, современные режиссеры решительно отбрасывают идею катарсиса и искупления. Виновные и невинные – все равно наказаны богом: и мудрый Кадм, и Пенфей, и Агава. Одно утешение: возможно, о твоих страданиях будут петь сутры.

Спектакль-инсталляция Тадаси Судзуки много говорит уху, радует глаз, но, увы, совсем не трогает душу: ни непонятными песнопениями, ни страданиями богопочитателей и богоборцев.

Ольга Егошина

17 июля

Источник: "Новые Известия"