Мониторинг СМИ

«Начинайте растить бороду – скоро будем рукополагать!»

Беседа с протоиереем Анатолием Лёвиным о служении на «райских островах»

Гавайские острова будущий отец Анатолий впервые увидел в 1964 году, когда студентом летел на Тайвань изучать китайский и делал в Гонолулу пересадку. Шестьдесят лет назад он приехал на один из островов архипелага – Оаху, чтобы преподавать в университете Гонолулу лингвистику.

После рукоположения в Радостескорбященском соборе Сан-Франциско 25 лет назад вернулся сюда уже священником, стал настоятелем храма в честь Иверской Монреальской иконы Божией Матери, подарил прихожанину храма чтецу Нектарию Янгсону типографскую икону Иверской Богородицы, которая позже замироточила и вот уже 15 лет, покидая свой постоянный Дом и место у левой солеи храма, паломничает по монастырям и приходам разных стран, утешая и ободряя многочисленных прихожан. А чтец Нектарий стал сначала иподиаконом, потом диаконом, в прошлом году – священником и сейчас сам уже является настоятелем храма.

Все эти и множество других событий уместились в 85 лет жизни почетного настоятеля храма протоиерея Анатолия Лёвина. Именно с двумя точками над буквой «е». И тому тоже есть свое в его судьбе объяснение.

– Отец Анатолий, три юбилея у вас в этом году: 85 лет со дня рождения, 60 лет жизни на Гавайях и 25 лет со времени принятия священного сана. А с чего начиналось православие на Гавайях?

– Первая православная служба была совершена на Гавайях в конце XVIII века на Пасху. А если говорить уже о времени более близком к нашему, то отмечу протоиерея Якова Корчинского, одного из самых известных миссионеров того времени, посвятившего лучшие годы своей жизни апостольской проповеди на Аляске и в Канаде, Соединенных Штатах, американских Гавайях и Австралии.

Архиепископ Евдоким (Мещерский), возглавлявший Русскую Православную Церковь в Америке, в 1915 году послал отца Якова в Австралию. По пути он остановился на Гавайях, чтобы помочь нуждавшейся в окормлении русской православной общине.

О. Яков Корчинский

По прибытии в Гонолулу отец Яков познакомился с епископальным епископом Генри Рестариком, который разрешил русской миссии служить в Троицкой часовне при Свято-Андреевском епископальном соборе в столице. Там на первую встречу прихода в октябре 1915 года собралась немногочисленная русская православная община. А вот на первую торжественную литургию 29 ноября приехали уже 300 человек, причем кроме русских в храме были японцы, корейцы, украинцы, греки.

В планах отца Якова было строительство на Гавайях церкви и школы, но он должен был продолжать свой путь в Австралию и информировал архиерея, что для Гавайев нужен постоянный священник.

Прот. Валериан Боротинский (дедушка о. Анатолия)

Я встречался со священником из Австралии протоиереем Михаилом Протопоповым в надежде узнать дальнейшую судьбу отца Якова. Он рассказал, что когда писал диссертацию о Православии в Австралии, то сделал запросы в архивы РФ относительно его судьбы. В архивах КГБ РФ были найдены документы, из которых он узнал, что 22 июня 1941 года священник Яков Корчинский (тогда ему было 80 лет) был арестован за «контрреволюционную деятельность» и 19 июля того же года расстрелян. В 1993 году отец Яков был реабилитирован.

– Священником был ваш дедушка по маминой линии, так?

– Звали дедушку протоиерей Валериан Федотович Боротинский. Отец Валериан и его предки были родом из небольшого села Погост Боротно Санкт-Петербургской епархии. Многие священники из того села стали миссионерами в Финляндии.

Отец Валериан служил в Успенской церкви на Сенной площади и в храме святителя Николая Чудотворца на Васильевском острове. Церковь находилась на третьем этаже сиротского приюта для девочек и дома для престарелых, который устроила богатая супружеская чета – Николай и Елена Брусницыны.

Храм и приют были освящены 28 декабря 1897 года одним из уважаемых петербургских священников – протоиереем Иоанном Сергиевым (Кронштадтским). Отец Валериан сослужил ему. Сразу же после освящения храм посетил царь Николай II, чтобы высказать свое почтение благотворителям. Сослужить на таком событии для молодого священника было великой честью. Отцу Валериану было тогда 24 года, а его матушке Марии – моей бабушке – 21 год.

Мама была младшей из пяти детей отца Валериана и вспоминала, как сидела на коленях у отца Иоанна.

Скитания по Европе

– Почти 100 лет назад, в годы Гражданской войны, Боротинские уехали из России в неизвестность и так оказались в эмиграции.

– В годы, последовавшие за октябрьским переворотом, семья бежала через Новороссийск в Турцию, а потом в Югославию, а отец Валериан сначала остался в Новороссийске, где продолжал служить.

Мама окончила университет в Скопье (Македония), там же встретила моего отца – Владимира Михайловича Лёвина, и с первого взгляда влюбилась. Отец был родом из Баку, в возрасте 16 лет он вступил в Белую армию, через Болгарию переехал в Югославию. Обвенчались они в 1934 году в сербском православном приходе Сплита.

На тот момент мама свободно говорила на сербском и хорватском языках и преподавала в школе для девочек в Сплите. В июне 1936 года семья переехала в сербский город Лесковац, где я родился 13 ноября 1938 года.

При рождении я чуть не умер. Акушерка сказала маме: «Дайте обет». Мама помолилась Пресвятой Богородице и Николаю Угоднику. Крестила меня акушерка в честь святого Анатолия. Акушерка также посоветовала нам по сербскому обычаю взять «Славу семьи». Мы взяли покровителем нашей семьи святителя Николая, и где бы мы ни находились, мы в семье соблюдаем «Славу» в день памяти святителя Николая. Матушка печет Славский калач. В приходе у нас есть сербы, и они тоже празднуют «Славу».

Потом начались наши скитания по Югославии. Мы переехали в город Ниш, где нас застала Вторая мировая война, потом в Белград, после освобождения которого Красной армией мы несколько лет прожили при социализме. Там я пошел в школу.

С нами жили мои двоюродные сестры, которые были гораздо старше меня и учили меня читать по-сербски. Когда я пошел в 1 класс, учительница хотела узнать, как я могу читать. Читал я свободно, в то время как другие первоклассники – по слогам. На следующий день я тоже начал читать по слогам. Учительница говорит: «Ты же вчера так быстро читал!» А я говорю: «Я смотрю, что другие читают медленно. Разве не так нужно?».

Однажды учительница, румынка, узнала, что я русский, и попросила меня спеть русскую песню. Я и запел: «Славься, славься, русский наш царь!» – «Все, садись!»– закричала учительница. А мне эта песня очень нравилась.

Прихожу домой, родители спрашивают: «Как у тебя дела в школе?». Я рассказал. Они испугались. После войны, когда к власти пришел Тито, отец служил в магазине, который по купонам давал оставшиеся солдатские пайки, пожертвованные США, и там можно было достать консервы и банки с разными вареньями, арахисовое масло и т.д. Когда он услышал, что я пел про русского царя, то сказал, что надо купить учительнице банку варенья, чтобы она забыла эту историю.

Две точки в фамилии

Фамилия моего отца – Левин. Все думали, что мы евреи, что на самом деле не так. Когда мы были в немецкой оккупации, такую фамилию иметь было опасно. Поэтому отец над буквой «е» поставил 2 точки и стал Лёвиным. Уже позже мы узнали, что в то время некоторые евреи делали так же.

Моя мама, знавшая несколько языков, некоторое время работала у немцев. Фамилию свою она писала по-немецки – Löwin, что по-немецки означает «львица». И немецкие офицеры приходили посмотреть, что это за львица у них работает. Потом мы поняли, что, слегка изменив нашу фамилию, мы избежали ареста. Немцы думали, что мама или немка, или вообще не могли понять, какой она национальности.

Годы в Канаде

– А как вы оказались в Канаде?

– У власти в Югославии находились коммунисты во главе с Тито. Иммигрантов ничего хорошего в стране не ждало, тем более невозможно было нам получить хорошее образование. Чтобы дать мне шанс на лучшее будущее, мама решила покинуть Югославию. Отец ее поддержал, взял на работе два выходных и отправился в Белград, чтобы получить выездную визу. Народу в визовом центре толпилось много, люди пытались выехать из страны. У отца в запасе был всего один день. Визовый сотрудник взял наши документы и – чудо! – на следующий день вернул их с выездными визами.

Оставив все нажитое, мы оказались в лагере для беженцев на Свободной Территории Триеста, которая была буферной зоной между Югославией и Италией. Два месяца мы жили в бараке, ожидая, когда за нами приедут и заберут как рабочую силу в одну из стран – США, Австралию, Аргентину… Маме с отцом было около 50-ти, и они понимали, что устроиться на тяжелую работу в незнакомой стране будет непросто.

Более удачливой оказалась моя двоюродная сестра Вера, которой удалось подписать контракт с эмиграционной службой Канады и переехать туда на работу в госпиталь в Торонто. Скоро она выписала в Канаду и нас. Мне было тогда около 13 лет.

В Канаде наша семья начала новую жизнь с несколькими долларами в кармане. Отец на тот момент плохо знал английский и смог устроиться только надзирателем над пациентами в психиатрическую больницу.

Мама два года искала работу, и в результате ее взяли на фабрику игрушек. Постепенно мама познакомилась с женщинами из православного прихода и открыла для себя, что многие из них работали в офисах, несмотря на то, что их английский был небезупречен.

Это подтолкнуло маму на мысль подыскать работу в конторе. По вечерам она стала ходить на бухгалтерские курсы, и по окончании ей предложили работу в Страховой компании Синего Креста. Первый раз с момента приезда в Канаду она получила нормальную месячную зарплату.

Я в то время уже учился в старших классах и преуспевал в школе, чем мама очень гордилась. В 1959 году я окончил гимназию, став лучшим учеником класса, и получил предложение на обучение сразу в двух университетах – университете Торонто и Принстонском (США). Я выбрал знаменитый Принстон. Мама считала, что ее решение уехать в Канаду оправдалось.

Эмико

– Ваша супруга – японка. Где и как вы с ней познакомились?

– Я был студентом Принстонского университета в штате Нью-Джерси, где изучал японский и китайский языки. Однажды преподаватель японского языка принес письмо от девушки из Японии, которая хотела переписываться со студентами из Америки, которые изучают японский язык. Я в то время уже переписывался с молодежью из Японии. Но когда профессор показал письмо, никто не отозвался на него ответить. Тогда я взял письмо, и мы с девушкой стали переписываться.

О. Анатолий и его супруга Эмико

Через год я получил стипендию, чтобы поехать изучать китайский в Тайваньский национальный университет в Тайбэе. Отправился я туда через Японию: из Нью-Йорка полетел сначала в Сан-Франциско, дальше – в Гонолулу и потом в Токио.

В Токио я поселился в гостинице одной из протестантских организаций. Позвонил Эмико: пришла моя японочка, открыла калитку, а я смотрел из окна… Так мы впервые увидели друг друга, и не то, чтобы у меня внутри колокола зазвучали, ангелы запели, а внутренний голос сказал: «Ты с этим человеком проживешь всю жизнь». Это было в 1962 году. Спустя неделю после того, как мы впервые увиделись, я сделал ей предложение.

Вскоре я вылетел из Токио на Тайвань – учиться.

Моя мама тоже начала по-английски переписываться с моей будущей женой. В Сан-Франциско Эмико приехала из Йокогамы в мае 1964 года. Мама специально прилетела из Торонто, чтобы встретить ее в порту.

Венчание Анатолия и Эмико. Троицкий храм в Торонто, Канада, 1964 г.

Венчались мы в Троицкой церкви в Торонто в 1962 году в день святых апостолов Петра и Павла. Венчал нас архиепископ Монреальский и Восточно-Канадский Виталий (Устинов), будущий Первоиерарх Зарубежной Церкви. Он же ее крестил за день до венчания с именем Емилия.

Когда мы поженились, Эмико решила, что японцам будет интересно узнать о русских иммигрантах и перевела на японский язык ее с моей мамой переписку. Книга вышла под названием – «Завтрашней маме с любовью». На обложке – фото нашего венчания.

Когда мы только поженились, все думали, что Эмико – моя младшая сестра. Мама, бывало, даже сердилась и говорила, что это ее невестка.

Вскоре мы уехали из Торонто и начали нашу новую жизнь в Беркли, где я продолжил обучение для получения докторской степени на кафедре лингвистики в Калифорнийском университете. В 1965 году родился наш старший сын Николай.

На «райских островах»

Остров Оаху

В 1968 году мы переехали в Гонолулу, где я начал преподавать лингвистику в Гавайском университете. Отец два года назад скончался, и мама вскоре приехала к нам.

В первые дни на Гавайях мы провезли ее вдоль побережья острова Оаху. Она была в восторге: от первозданных горных вершин, нетронутых человеческой цивилизацией, от Тихого океана, который на Гавайях всегда полупрозрачно-голубой. Мама не могла не воскликнуть: «Мы на другой планете!» Неслучайно еще русские миссионеры называли Гавайи «райскими островами».

Сразу по приезде мама дала объявления и начала преподавать русский и французский языки и собрала вокруг себя целый кружок замечательных студентов, среди которых был и греческий священник, и судья окружного суда в Гонолулу.

У нас в то время было уже двое сыновей – Николай и Андрей. Мама много времени проводила с внуками, разговаривала с ними только по-русски в надежде, что однажды этот язык им пригодится. И была права. Николай женился на русской девушке из Санкт-Петербурга, а Андрею русский пригодился при получении степени по клинической психологии.

– На каком языке вы в основном говорите в семье?

– Чаще всего на английском. Иногда говорим по-японски, иногда – по-русски. Эмико старалась изучать русский, но японцам все-таки сложно говорить по-русски.

– Вы нашли православный храм на острове?

– Когда мы приехали в Гонолулу, там не было русского православного храма, и мы начали ходить в приход греческого храма святых Константина и Елены. Когда мы обосновались на Оаху, на остров как раз приехал постоянный греческий священник.

Греческая община была довольно богатая. Мои дети прислуживали в алтаре, а я стал петь в хоре, потому что знал древнегреческий язык благодаря нашему преподавателю латинского в канадской гимназии, который преподавал желающим и древнегреческий.

Так мы много лет ходили в греческую церковь. Мама обучала невестку православной вере и русской культуре. В храм мама ходила в черном классическом платье с нитью жемчужных бус.

Потом к нам стали ездить русские священники Русской Зарубежной Церкви из Калифорнии – протоиереи Сергий Котар и Стефан Павленко. Сначала они служили в квартирах, а потом мы стали арендовать на время служб помещение в англиканской церкви.

«Начинайте растить бороду – скоро будем рукополагать!»

– Отец Анатолий, а как вы сами стали священником?

– Я никогда не собирался быть священником. Дедушку отца Валериана я совершенно не помню. Он был убит выстрелом в спину в феврале 1943 года в городе Рипань в Югославии.

До меня священником у нас в приходе был американец – иеромонах Фома (Делано), бывший голливудский актер, но служил он у нас недолго.

Мы с Эмико как раз собирались во Владивосток, куда меня пригласили преподавать в университете. Жена преподавала японский, а я лингвистику и английский.

Во время нашего пребывания во Владивостоке у нас в Гонолулу служили протоиерей Серафим Ролман и иеромонах Аверкий (Морено).

Когда мы вернулись, отец Аверкий собирался уезжать в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилль и стал спрашивать, кто из местных мог бы стать священником. Ему указали на меня, потому что некоторые знали, что у меня дедушка был священником. А потом – у меня была хорошая работа, достойная зарплата, в то время как приход не мог содержать семейного священника. Не последним было и то, что я знал английский, русский и другие языки, а наш, пусть и небольшой, приход состоял из верующих разных национальностей и культур. И еще все согласились, что лучше, если священник будет не из новообращенных, а многолетним прихожанином.

Признаюсь, что много лет назад во время визита на Гавайи архиепископ Лос-Анджелесский Антоний (Синкевич) останавливался у нас дома и перед отъездом спросил меня, хотел бы я стать священником в нашем приходе. Я отказался, сославшись на молодость, двух маленьких детей и, самое главное, на работу, которую очень любил. С другой стороны, я понимал, что это было бы лучшее решение для нашей миссии. И вот в 1998 году все изменилось. Я собирался на пенсию, дети выросли. Отец Аверкий пошел к Эмико и спросил, не против ли она моего рукоположения, и только потом спросил меня. Я понял, что пришло время: надо помочь. И согласился.

«Отлично! – сказал отец Аверкий. – Начинайте растить бороду – месяца через два будем рукополагать!»

– А кто вас рукополагал?

– Архиепископ Западно-Американский и Сан-Францисский Антоний (Медведев). В 1998 году в Радостескорбященском соборе Сан-Франциско. Он знал моего отца. Когда отец приехал в Югославию, его записали в кадетский корпус в городе Нови Сад, где тогда учился будущий владыка Антоний. Так что он ко мне относился как к сыну и после рукоположения отдал мне свою рясу.

22 июля 1998 года я приехал в Сан-Франциско. Меня постригли во чтеца, потом рукоположили во иподиакона, диакона, а в день памяти великого князя Владимира, 28 июля, во иерея. Все произошло за 10 дней!

«Старый» храм в центре Гонолулу

Сначала мы служили в протестантской церкви, потом взяли в аренду помещение в офисном здании, спустя несколько лет расширились, и новым нашим храмом на годы снова стало еще одно офисное помещение, на этот раз в центре Гонолулу. Здание нашего нынешнего храма – уже четвертое. Его приход приобрел после моего ухода на покой.

– Отец Анатолий, как с годами менялся ваш приход?

– Как раньше, так и сейчас, большинство наших православных – это служащие армии, флота, береговой охраны. Многие приезжают на Гавайи по работе. Много русских жен американцев. Кроме американцев есть в приходе сербы, палестинцы, украинцы и верующие из других бывших советских республик, местные островитяне, перешедшие в Православие, верующие с Аляски.

Еще одна отличительная черта нашего прихода – у нас очень много детей.

Прихожанином нашего храма был профессор медицины Николай Рахманинов, внучатый племянник знаменитого композитора Сергея Рахманинова. Он работал в Детройте (штат Мичиган), а когда вышел на пенсию, то с женой-японкой переехал жить на Гавайи. Моя матушка – крестная его жены Натальи. Но на островах они не остались – вернулись в Детройт.

Нынешний храм в Кейлуа

Одно время к нам в храм ходили дети последнего священника, который исповедовал царя Николая II. Жили они здесь недолго: тоже не прижились на острове и вернулись, насколько я помню, в Калифорнию.

– Я слышала, что ваша мама уже в преклонном возрасте переводила на английский поучения оптинского старца…

– На закате своей жизни, когда ей был 81 год, мама начала переводить на английский поучения старца Макария Оптинского, основателя традиции старчества в Оптиной пустыни. Она была знакома со многими американцами, которые очень серьезно хотели понять, в чем состоит истинная вера, и она хотела помочь этим людям. В 1995 году ее перевод опубликовало издательство Братства святого Германа Аляскинского. Мама всегда была активной христианкой. В 88 лет она обратилась с открытым письмом к петербуржцам, призывая переименовать площадь Мира в Санкт-Петербурге в Сенную и возродить на ней разрушенный храм.

Скончалась мама в возрасте 92 лет. Отпевал ее священник Воскресенской церкви в Сакраменто отец Павел Вольменский, много лет бывший ее духовником.

Отец Анатолий и матушка Эмико в Кронштадте

– Какие мамины качества как христианки вы особенно цените?

– Трудолюбие, любознательность, доброту, неравнодушие.

Еще до кончины она сделала распоряжения относительно своих похорон. И когда спустя год было решено установить памятник на ее могиле на Русском кладбище, оказалось, что необходимая на установку памятника сумма равнялась той, что была на ее счету.

В основе ее жизни и отношения к материальному и деньгам всегда лежала ее глубокая вера в Бога. Мама часто говорила: «Я ненавижу скупых», – и сама всегда была щедра, несмотря на те небольшие деньги, которые у нее были. За жизнь она сталкивалась со множеством богатых, но жадных людей, сама же считала, что глупо так сильно прилепляться к чему-либо, что нельзя будет взять с собой в иной мир. Она не однажды все теряла: сначала во время революции и второй раз, когда ради моего будущего покинула Югославию. Но всегда, когда она тратила последнее, неожиданным образом все восполнялось и даже приумножалось.

Счастливый я человек: такими же чертами обладает и моя матушка.

– Вам удалось побывать на своей исторической родине?

– Да. В конце 1996 года мне позволили уйти на покой, но я, конечно, продолжал служить и оставался почетным настоятелем нашего храма. Но у меня появилось больше времени, чтобы путешествовать. Тогда мы с матушкой смогли поехать в Грузию, откуда родом был мой дедушка по линии отца, побывали в Эстонии, а на следующий год ездили в Лесковац, где я появился на свет.

В 2016 году в Санкт-Петербурге, в годовщину моей священнической хиторонии, меня пригласили служить в часовне на том месте, где стояла Сенная церковь и где служил отец Валериан Боротинский, а также мой прадедушка, который был псаломщиком, и где молилась моя мама. Церковь была взорвана в 1961 году при Хрущеве. Там мне преподнесли дореволюционный служебник, на котором стоит печать: «Из ризницы Спасо-Сенновской церкви», а также икону Христа Спасителя с детьми.

Иконостас и некоторые иконы из храма Спаса на Сенной находятся в Вырице, где подвизался святой старец Серафим Вырицкий.

Еще в Санкт-Петербурге мы побывали в гимназии, где училась моя мама. Интересно, что сегодня это единственная в городе гимназия, где преподают японский язык.

Беседовала Татьяна Веселкина.

Фото: автора, Наталии Загорски и из архива о. Анатолия

23 мая 2023

Источник: "Православие.ru"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):