Мониторинг СМИ

Священник, который остался

Сиро-католический священник Жак Мурад, переживший похищение ИГИЛ* и пытки, все еще верит в человечество

Богослужение в монастыре Марьям аль-Адхра в иракской Сулеймание. Фото: Стефани Салданья

За о. Жаком Мурадом мне пришлось ходить везде целый день: на кухню, где он готовил кебаб из баклажанов, учил меня резать лук и мыл посуду. В часовню, где он очищал подсвечники от воска, в классную комнату, где он слушал, как монахини из Индии повторяют текст арабской мессы, к двери, в которую он все время высовывался, общаясь с кем-то на улице.

Для о. Жака нет ничего незначительного – он уверен, что Бога легче всего найти в самых простых вещах.

Мы сидим в классе на втором этаже, о. Жак – за учительским столом, повторяет по книге слова службы по халдейскому обряду, отчетливо проговаривает арабские и арамейские слова, а монахини повторяют. Он недовольно останавливается: перевод слова «ханан» на английский – не точный. «Нет, это не «жалость», неправильно говорить, что Господь сжалился над нами. Это, скорее, «нежность». Это важно – Господь не проявляет к нам жалость издалека. Он близок к нам в своей нежности».

Не так я ожидала начать историю о сирийском священнике, похищенном ИГИЛ* во время войны, пережившем пять месяцев заточения и пыток, сбежавшем и простившем своих мучителей. При чем тут лук? Я приехала в Ирак, чтобы узнать, как он выжил, как его, католического священника, спас друг-мусульманин. Эту историю он мне обязательно расскажет, но сначала объяснит, как правильно резать лук.

Впервые я встретила о. Жака в 2004 году, когда студенткой приехала в Сирию. Я часто бывала в монастыре Мар Муса, где встречала его. О. Жак был членом монашеской общины Аль-Халиль, члены которой посвятили себя диалогу с исламом. Как и многие, я приехала туда, чтобы пообщаться с харизматичным основателем общины, священником-иезуитом Паоло Далл’Ольо. Жак в то время восстанавливал монастырь Мар Элиан, примерно в часе езды, и редко появлялся, но иногда приезжал служить мессу, если о. Паоло надо было уехать. Он прекрасно пел, и многие годы, вспоминая о нем, я слышала эхо его возгласа на арамейском: Кадишат Алохо («Святый Боже»).

Я не помню, чтоб мы тогда разговаривали. В его монастыре я никогда не была. О. Жак предпочитал оставаться незаметным, и я его не замечала.

Об о. Жаке я стала узнавать позже – из историй о том, как во время войны тысячи мусульман и христиан бежали из разрушенных деревень и укрывались в его монастыре. К тому времени о. Паоло был похищен, как и два епископа: Булос Язиджи и Григорий Юханна Ибрагим, а иезуит о. Франс ван дер Люгт был убит на пороге своего дома в Хомсе.

О. Жак остался. Когда европейцы присылали ему деньги на восстановление домов его прихожан, он тратил их на дома и христиан, и мусульман. Он не уехал, когда пропал о. Паоло. Он отказался уезжать, когда ИГИЛ* вторглись в Пальмиру. Он оставался со своими любимыми соседями, пока его самого не забрали.

Сейчас ноябрь 2019, и мы с о. Жаком сидим на углу церкви монастыря Марьям аль-Адхра в иракской Сулеймание, где он живет с 2016 года. Рядом – фотография о. Паоло, – он до сих пор считается пропавшим без вести, и свеча. Наш разговор с о. Жаком будет продолжаться неделю.

История начинается веком ранее, с другого Жака Мурада – его деда. Тот Жак жил в сиро-яковитской православной общине в Мардине, на юго-востоке Турции. В 1915 году он, вместе с сотнями тысяч других христиан, бежал из родных мест, спасаясь от геноцида, у ассирийцев получил имя «Сейфо». Дед нашего о. Жака обосновался в Сирии, где поссорился с православным [сиро-яковитским - ред.] епископом и стал католиком.

Жак Мурад-младший родился в Алеппо в 1968 году в семье сиро-католиков, унаследовав и их богатую литургическую традицию, и исторические раны ассирийской христианской общины. С детства о. Жак понимал, что история его семьи – сложнее, чем кому-то может показаться. «Это правда, что моих родственников убивали османы, которые были мусульманами. Но моя семья бежала в Алеппо и Аль-Джазиру, где их спасли местные жители – и мусульмане, и христиане».

Вера о. Жака родилась в многообразии христианских традиций Алеппо. Его родители были его «первой церковью» – он вспоминает, как его мать, бормоча имя Иисуса, убиралась в доме или продавала свои украшения, чтобы оплатить сыну учебу в армянской католической школе. По утрам, идя в школу, он заходил в разные открытые церкви – поставить свечку. У будущего священника сформировался именно такой образ церкви, образ сердца самого Бога – это дверь, которая всегда открыта.

Каждое воскресное утро отец брал маленького Жака за руку и вел на католические мессы разных обрядов: сиро-католическую, армянскую, халдейскую, латинскую, маронитскую. Он с нетерпением ждал момента, когда откроется дарохранительница; его поражало, что великий Бог мог стать таким маленьким, что Ему можно причаститься.

Его впечатлили слова из Псалтири, написанные на колонне в церкви при его школе: «Господи! возлюбил я обитель дома Твоего и место жилища славы Твоей». (Пс. 25: 8).

Его удивляло, как Церковь, столь много страдавшая на протяжении многих веков, могла оставаться такой живой.

– Как она оставалась живой? – спрашиваю я его.

– Она жива своей верой.

– А откуда такая вера?

– Вера – от боли.

«Мы, христиане, призваны строить Царство. Мы все. Но это царство нельзя построить, не взяв своего креста. Когда Иисус говорил «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня», он нас не обманывал. (Мф. 5:11) Он знает, какова ситуация в мире. Но в то же время он говорил: «Покайтесь, приблизилось царствие Божие». (Мф. 4:17).

Каждое утро о. Жак поворачивается лицом на восток и молится сердечной молитвой: «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня, грешного». Восток символизирует надежду, и восточные христиане обращаются в эту сторону с радостным ожиданием. Это чувство активного ожидания о. Жак испытал еще в детстве, приходя в церковь.

«Мы – партнеры в строительстве Царства. Наша задача – каждый день нашей жизни достигать его, а не ждать, когда оно спустится с небес. С этим осознанием многое в нашей жизни приобретает иное измерение. Если моя обязанность – строить Царство, значит я должен начинать работать там, где я нахожусь сейчас».

«Церковь – это не место. Это община в пути»,– говорит о. Жак.

***

Ощутив призвание стать священником, в 18 лет Жак поехал учиться в Ливан. В семинарии некоторые преподаватели открыто симпатизировали христианским военным отрядам (в то время в стране шла гражданская война), и, услышав их,  Жак почувствовал себя преданным. Они, думал он, неправильно понимают великую тайну, почему Иисус принес себя в жертву на кресте. Иисус сам был жертвой, а не гонителем.

Тогда же он впервые побывал в монастыре 6 века Мар Муса в Сирии. Там Жак познакомился с о. Паоло Далл’Ольо – итальянцем-иезуитом, который свободно говорил по-арабски, был рукоположен во священники сиро-католического обряда и занимался восстановлением обители. Монастырь стоял на скале, вход в него был через узкую дверь, войдя в которую попадаешь во двор, откуда открывается вид на пустыню. Жак был заворожен монастырем, его древними фресками и самим о. Паоло. «Я создан жить в этом месте», – напишет он позже в своей книге.

Жак остался, и они с о. Паоло стали общиной монастыря. Он читал жития пустынных отцов и произведения Шарля де Фуко, писавшего о «тайной жизни» Иисуса из Назарета до 30 лет. Эти неизвестные моменты жизни Иисуса тоже были частью его Воплощения, пути, ведущего к кресту и воскресению. О. Жак изучал жизнеописания монахов-отшельников, всецело посвятивших себя Богу. Весь первый год в монастыре он думал: так и останутся они с о. Паоло единственными братьями обители, или к ним кто-то присоединится?

Посетители часто приходили в горный монастырь, и о. Жак встречал их стаканом воды или чая, по обычаю пустынного гостеприимства. Он понимал, что люди приходят в монастырь, чтобы вспомнить себя. Он вспоминал слова Христа, сказанные самарянке: «Кто будет пить воду, которую я дам ему, тот не будет жаждать вовек» (Ин. 4:13). Монастырь Мар Муса предлагал людям живую воду, место, где сирийцы могли вновь обрести связь с добром внутри себя, встретиться с Богом «без контрольно-пропускных пунктов».

Вскоре начала собираться община монахов и монахинь, и о. Паоло назвал ее Аль-Халиль – «Друг Божий», именем, которое было дано Аврааму за его гостеприимство.

Отношения о. Жака с о. Паоло были непростыми – о. Паоло вдохновлялся богословием Луи Массиньона – французского католика и исследователя ислама, и восстановление монастыря для него было частью межрелигиозного диалога. Члены общины давали обет гостеприимства и должны были приветствовать мусульман, как гостей, посланных Богом. О. Жаку, семья которого перенесла тяжелую травму, казалось, что европеец о. Паоло не может понять всю сложность взаимоотношений между мусульманами и христианами Сирии.

В детстве Жак рос, почти не общаясь с мусульманами. В его классе в школе мусульман было всего двое, а преподаватели семинарии часто резко отзывались об исламе. В Мар Мусе он впервые стал сталкиваться с мусульманами – жителями окрестных деревень: продавец хлеба и продавец мороженого, рабочие, восстанавливавшие монастырь, и все они были очень добры.

Когда в соседней деревне Ябруд мусульманин убил христианина в стычке между семьями, о. Жак негодовал, а о. Паоло промолчал.

Уже позже, о. Жак так говорил о мудрости о. Паоло: «Он очень хорошо знал, к чему призваны христиане, а я еще не знал». Он чувствовал, что разрывается между отрицанием иноверцев и пробуждением к духовному пути, на котором нужно открыть свое сердце Другому. В глубине души он знал, что ненависть – бессмысленное чувство для ученика Христа.

***
В 1996 году о. Жак побывал в деревне Эль-Карьятейн на юго-востоке от Хомса – там был праздник Мар Элиан (святого Юлиана Эмесского - ред.) в честь почитаемого местными святого. Он ничего не знал об этом святом и очень удивился, увидев у его гробницы тысячи мусульман и христиан. Люди рассказывали ему истории о чудесах, совершенных по молитвам св. Элиану. «Почему же мы до сих пор не занимаемся этим местом?» – подумал он.

В 2000 году епископ попросил о. Паоло и его общину заняться восстановлением древнего монастыря Мар Элиан, поручив эту работу о. Жаку.

В первый же день в Эль-Карьятейне он зашел в магазин купить инструменты и стройматериалы для ремонта в монастыре. Продавец-мусульманин очень удивился, узнав, что человек, весь покрытый строительной грязью – новый деревенский священник. А когда он узнал, что инструменты нужны для восстановления монастыря св. Элиана, продавец отказался брать со священника деньги, и послал своего сына с о. Жаком к местному кузнецу, чтобы тот сделал новые инструменты. О. Жак был поражен щедростью незнакомца и воспринял ее, как добрый знак.

Основную часть населения Эль-Карьятейна составляли мусульмане-сунниты, но была и небольшая христианская община: половина сиро-католики, половина – сиро-яковиты. И мусульмане, и католики, и православные почитали гробницу Мар Элиана. Вместе с жителями деревни о. Жаку удалось из старых камней отстроить монастырь, окружавший гробницу святого, и посадить тысячу деревьев. Соседи-мусульмане приглашали его на свои праздники, и сами выстраивались в очередь в приемной монастыря, чтобы поздравить с Пасхой. О. Жак видел в мусульманах  «внутреннюю доброту, которая исходила из их собственной веры». Монастырь стал оазисом посреди пустыни, символом надежды. «Я видел, что люди больше не задумываются о том, чтобы уехать, – вспоминает он. – Причина была проста: они видели, как выросли деревья вокруг монастыря».

Каждое воскресенье утром о. Жак заходил к своему другу – православному священнику Абуне Барсуму, и проводил с ним полтора часа, а потом шел звонить в колокола к мессе. Абуна Барсум пек хлеб для евхаристии, который о. Жак брал и для своей службы. Они понимали, что на всех алтарях их церквей – одно Тело Христово. О. Жаку это служило напоминанием, что он – не только священник живущих в Эль-Карьятейне католиков, но и абуна («наш отец») для всех христиан деревни.

Поначалу мусульмане называли о. Жака «йа мухтарам» – «уважаемый», но после тоже стали звать его «абуна», и священник настолько привык к этому обращению, что стал считать его своим именем. Как отец для всех – христиан и мусульман – он понял, что не может любить одного ребенка больше, чем другого. Его сердце было исцелено, он сознал, что Бог любит всех – и мусульман, и христиан, что каждый человек дорог Ему. Он заметил, что жители деревни всегда держат двери своих домов открытыми. Они научили его, что открытая дверь ведет к открытому сердцу, готовому принять всякого, кто был послан. Он молился и размышлял над Посланием к Филиппийцам: «Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Фил. 2:5). Если Бог любит всех людей одинаково, значит и он, Жак, должен научиться любить всех.

***
В 2012 году, в мусульманский праздник Ид аль-Адха, о. Жак проводил лагерь для 80 детей из местного прихода, когда на улицах деревни начались бои между правительственными войсками и силами оппозиции. Священник собрал детей вместе и вместе они пели, заглушая шум выстрелов. «Любовь и жизнь всегда одерживают верх, – говорит он мне. – Если люди этого хотят».

Началась война. О. Жак продолжал держать двери монастыря открытыми для всех, с одним условием – внутрь нельзя было вносить оружие. Своим прихожанам о. Жак наказал в войне не участвовать.

Каждую неделю о. Жак встречался с мусульманскими шейхами и обсуждал с ними помощь жителям деревни. Дружба священника с шейхами – «настоящая революция, которую нам удалось совершить в Эль-Карьятейне», говорит он. Тысячи сирийцев из соседних деревень стекались в Эль-Карьятейн и оставались вокруг монастыря, веря, что здесь они – под защитой св. Элиана.

***

О. Паоло выслали из Сирии в 2012 за критику правительства. В июле 2013 он вновь пересек границу страны и отправился в Ракку, чтобы вести переговоры об освобождении заложников с группировкой «Исламское государство», и исчез. У о. Жака едва хватило времени, чтобы осознать эту новость, – вокруг его монастыря расположились лагерем тысячи сирийцев, он пытался вести переговоры о перемирии.

Два месяца прошло без новостей, и о. Жак начал ощущать отсутствие о. Паоло. Их жизни были связаны больше 20 лет, и, несмотря на их разногласия, он считал о. Паоло своим «другом до самого конца».

Происходили случаи, которые он воспринимал, как чудеса, и невольно, и тогда он думал – а не результат ли это самопожертвования о. Паоло?

Когда в Эль-Карьятейне кончилась еда, неожиданно приехал грузовик Иезуитской службы помощи беженцам, полный продуктов. О. Жак продолжал получать денежные пожертвования, на которые восстанавливал дома христианских и мусульманских семей.

Насилие нарастало. Монашествующие из Мар Мусы на время покинули монастырь, опасаясь за свои жизни. Но за время их отсутствия на монастырь не упала ни одна ракета, и ни одна из враждующих групп его не захватила, хотя двери Мар Мусы оставались открытыми, как сердце Бога. Даже когда ушли монахи и монахини, два человека остались защищать обитель, один из них – работник-мусульманин.

***
20 мая 2015 ИГИЛ захватил Пальмиру. На следующий день боевики похитили о. Жака вместе с молодым христианином по имени Бутрос и отвезли их в Эр-Ракку.

У меня нет никакого желания расспрашивать Жака о пяти месяцах, проведенных им в тюрьме. Он подробно их описал в своей книге Un Moine en Otage («Монах в заложниках»), которую написал с французским журналистом Амори Гийомом и опубликовал в 2018. Я приехала сюда не для того, чтобы заставить его заново переживать эти травмы.

Но о. Жак хочет убедиться, что я правильно понимаю некоторые вещи.

Он хочет, чтобы я знала, что в тюрьме он молился сердечной молитвой, той самой, которую бормотала себе под нос его мать, работая по дому. Что когда боевик ИГИЛ приставил ему нож к горлу и начал считать до десяти, Жак закричал: «Господи, помилуй меня!», и террорист выбежал из комнаты. Жак уверен, что это Бог коснулся сердца того человека, что крик напомнил ему, что Бог существует.

Он хочет, чтобы я знала, что когда его избивали, ему было послано видение бичевания Христа, и он мог сказать про себя «твоими страданиями, Иисусе», хотя и считал себя недостойным. Что еще он мог чувствовать, если не благодарность – и за дар присутствия Христа, и за то, что насилие не смогло сломить его.

Он хочет, чтобы я понимала: тюрьма научила его видеть образ Божий в каждом человеке. Даже оружие в руках этого человека не может заслонить в нем образ Бога.

- Вы смогли увидеть образ Божий даже в том, кто вас пытал?

- Нет. Потому что когда тебя приходят пытать, ты вообще ничего не видишь, ты запираешься в собственной боли, чтобы защититься.

О. Жак обхватывает грудь руками и нагибается вперед, показывая, что имеет в виду.

***
Я не могу забыть одну очень яркую сцену из книги о. Жака. Когда он был в тюрьме, посреди ночи к нему пришли слова песни “Nada Te Turbe” общины Тэзе. Эту песню, текст которой был взят из молитв св. Терезы Авильской, о. Жак слышал только на испанском – языке, на котором он не говорит. Но к нему эти слова пришли на арабском, и это было чудо. Бог был с ним, как Бог был с Христом, когда тот, вися на кресте, молился: «Прости их, Отче, ибо не ведают, что творят».

Я прошу о.Жака спеть мне ее по-арабски, и его исполнение точно передает суть, хоть и не точный текст, испанского оригинала. Он закрывает глаза:
 

Пусть ничто тебя не тревожит,

Пусть ничто тебя не пугает

Бог с тобой

Зло к тебе не приблизится

Пусть тебя ничто не тревожит

Пусть ничто тебя не пугает

Бога одного достаточно.

Все – Воплощение. Вот, что о. Жак хочет, чтобы я понимала. Молитвы его матери. Надпись на колонне в церкви, куда он ходил в детстве. О. Паоло. Пустыня, где он встретил Бога. Все те, кто называл его «абуна». Все это были приготовления – Бог готовился научит о. Жака любить.

***
Однажды ИГИЛовцы перевезли о. Жака из Ракки в Пальмиру, и там он узнал, что 250 его прихожан также были захвачены. Позже им разрешили вернуться в Эль-Карьятейн, подписав список строгих запретов, главным из которых был запрет на передвижение. Но им сохранили жизнь.

Эль-Карьятейн находился под контролем ИГИЛ. Монастырь был частично разрушен, гробница Мар Элиана – осквернена. Но деревья были целы.

Жак был тронут, узнав, что когда христиане вернулись в Эль-Карьятейн, местные мусульмане принесли им еду. Он знал, что помогая им, мусульмане подвергали себя опасности. Но они хотели показать своим соседям-христианам, что они с ними, на их стороне.

О. Жак служил мессу в подвале, он совершал отпевания. Русские самолеты вели бомбардировку. Он боялся, что девушек-христианок могут силой выдавать замуж за боевиков ИГИЛ. Помогли мусульмане Эль-Карьятейна – они одевали молодых христианок в черные абайи и проводили их через КПП, выдавая за своих жен или сестер, чтобы те могли бежать из занятой боевиками деревни.

О. Жак понимал, что и ему самому надо бежать. Друг-мусульманин дал ему одежду бедуина и вывез его из деревни на заднем сиденье мотоцикла. На ИГИЛовском КПП его спросили, как его зовут. «Ахмад Абдулла», – сказал он, и их пропустили.

***
Его друг подверг себя смертельной опасности, спасая его. Но теперь о. Жак был на свободе.

«Вы спросите: почему эти мусульмане рисковали жизнью, спасая нас? Ответ, который они дали сами – потому что мы их семья».

***

Тем временем, по другую сторону границы, в Ираке, разворачивалась другая трагедия. В 2014 ИГИЛ занял Мосул и Ниневийскую равнину, и примерно 100 000 христиан были вынуждены бежать. Несколько десятков семей нашли убежище в монастыре Марьям Эль-Адра в Иракском Курдистане, где с 2010 года жили члены общины Аль-Халиль. Беженцы были в каждом углу, они даже спали в церкви. О.Жак, прибывший в монастырь в 2016, был в ужасе от увиденного.

«Мне это было нелегко, – говорит он. – А каково было сердцу Бога»?

Тысячи мусульман также бежали с захваченных территорий, езиды спасались от геноцида в Синджаре, сирийцы массово пересекали границу. О. Жак оказался беженцем среди беженцев.

Он сотрудничал программой «гуманитарных коридоров» общины св. Эгидия, в рамках которой сирийцы получали визу в Европу, чтобы им не надо было рисковать жизнью, пересекая Средиземное море на лодках. Он переживал за мужчин-сирийцев, которых могли записать в армию и заставить носить оружие. В его сердце звучали слова: «Не бойтесь убивающих тело, бойтесь убивающих душу».

***
Сегодня большинство христиан, спасавшихся в монастыре, смогли вернуться в свои деревни, освобожденные от ИГИЛ. Другие уехали в Европу или Австралию. По некоторым оценкам, христианское население Ирака сократилось с полутора миллионов в 2003 году до 250 тысяч. Христианская община Сирии тоже очень сильно пострадала.

«Если Ближний Восток потеряет христиан, он будет как дерево, у которого удалили корни. Дерево без корней умирает. Мы живем в ситуации полного коллапса. Если мы, ближневосточные христиане, не поймем весь масштаб происходящего, ничто не заставит нас оставаться тут».

Те, кто остается, носит с собой истории. Через дорогу живет Сильвана Макдас – христианка-ассирийка из Телль-Кайфа на севере Ирака. Она бежала в 2014, беременная и в страхе, что город скоро будет взят ИГИЛом. Ее сын родился здесь, в Сулеймании, через два дня, как пал Телль-Кайф.

Несколько семей из окрестностей Мосула живут вокруг монастыря в белых контейнерах, приспособленных под жилье. Их дети катаются на роликах перед церковью и военным постом, который разместило здесь правительство после того, как десятки верующих погибли в 2010 в результате теракта в церкви Богоматери Спасения в Багдаде. Выше этажом живет семья из Дамаска. Мужчина по имени Худр бегает по поручениям – в 2010 он уехал из Багдада в Башику, а откуда снова пришлось бежать в 2014.

Монашеская община Дейр Марьям Эль-Адра продолжает жить по принципу диалога с соседями-мусульманами. По вечерам монастырский двор наполняется народом – здесь проходят языковые курсы и занятия театральной студии, и большинство студентов – мусульмане, многие – тоже беженцы. Я поговорила с Наджей Имам – она родом из Кобани в Сирии, а здесь она – помощник настоятеля монастыря о. Йенса Петцольда. После того, как Наджу, ее мать и сестру бросили в ИГИЛовскую тюрьму за нескромную одежду, они решили бежать. Она вспоминает усеянные трупами улицы, жестокость людей, которые за деньги сдавали беженцам стойла под ночлег. А здесь она нашла новый дом. «Здесь у меня есть друзья – Абуна Йенс и Абуна Жак. Здесь безопасно».

У каждого здесь – воспоминание о покинутом родном городе. Когда я спрашиваю людей об о. Жаке, многие в ответ говорят одну фразу: «у него всегда есть время для нас».

По вечерам христиане собираются в церковь на мессу. Уже неважно, кто – католик, а кто – православный, кто из Ирака, а кто – из Сирии. Папа Франциск однажды назвал это «экуменизмом крови».

Руба когда-то пела в хоре. Сейчас она поет одна, но к ней присоединяется о. Жак.

Позже, мы с Рубой идем к ней в комнату, где она дает мне свою кофту. Я не ожидала, что будет так холодно. Руба рассказывает о том, как она пережила войну в Сирии, и как скучает по родным. Мои глаза падают на сложенный из арабских фраз крест на прикроватном столике. «Это – от Абуны Жака», объясняет Руба. Это его текст «Nada te Turbe».

***
О. Жак часто вспоминает один эпизод – он шел по улице в Эль-Карьятейне, когда перед ним упали бомбы, и он бросился на землю. Во время войны все время так делаешь, говорит он, – падаешь на землю. Когда ты вынужден упасть на землю. ты понимаешь всю мудрость своего пребывания в этом месте, ведь приблизившись к земле, ты становишься ближе к людям, начинаешь понимать их нужды, слушаешь их. Твое присутствие напоминает им о присутствии Бога, ведь он тоже приблизился к земле.

О. Жак утешается тем, что монастырь Мар Муса в Сирии по-прежнему открыт. Дверь монастыря, войти в которую можно только наклонившись, напоминает ему о словах Иисуса: «Тесны врата и узок путь, ведущие в путь, и немногие находят их».

Остановить насилие может покаяние. Господи, Иисусе Христе, помилуй меня. Но когда ты склоняешь голову и выходишь через дверь в гигантское пространство пустыни, тогда ты понимаешь, насколько велико Царство.

В юности о. Жак читал «Книгу Мирдада» Михаила Нуайме. «Когда ты любишь все, ты ни к чему не привязан. Любовь – это свобода», объясняет он.

Может быть, он говорит о свободе вернуться в Сирию, что он надеется скоро сделать. Или о свободе пожертвовать своей жизнью, что он почти что сделал. Но я думаю, он просто говорит о свободе отдавать себя другим каждый день – через выпитый вместе кофе, проведенные вместе часы, нарезанный лук. Он любит готовить – он считает, что так он лучше всего подражает Христу, готовя еду для друзей.

«Мы – закваска», говорит он. Наши малые дела имеют значение. Я спрашиваю его: правда ли Богу есть дело до моего салата. Он смеется, а потом говорит серьезно: «Нет никакого «моего салата». Нет никакого «моего царства», «моей церкви», «моего народа». Приготовить салат для других – это и есть Царство на сегодня. Помочь бедняку у дверей – это Царство».

Любовь – свобода отдавать все, даже наши жалобы.

Он объясняет это историей: каждый раз, когда в Эль-Карьятейне разгоралась вражда между семьями, о. Жака вместе с шейхом мусульманской общины приглашали, чтобы искать пути примирения. Когда шейх и священник входили в дом, им предлагали чашку кофе в знак гостеприимства. Они принимали кофе, но не пили. «Мы хотим решить эту проблему, – говорил о. Жак. – Что мы должны сделать?» На что хозяева всегда, даже если в конфликте была пролита кровь, отвечали: «Абуна, Шейх! Проблема решена уже самим вашим приходом. Пожалуйста, пейте кофе!»

«Разве я могу не надеяться на мир, не верить в щедрость людей?», – спрашивает о. Жак.

Стефани Салданья

20 февраля 2020

* Террористическая организация, запрещенная в РФ

Источник: America Magazine

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):