|
КвАРТира 10: пространство живого содержания
Создатель галереи христианского искусства «Феофания» Константин БЕНЕДИКТОВ начал новый проект – арт-пространство «квАРТира 10» на Моховой. Есть ли в искусстве понятие «наши» от «ненаши», находится ли искусство в тупике и что такое свобода для современного художника? Рассуждают Константин Бенедиктов и художник Константин СУТЯГИН. 
Константин Бенедиктов. Фото Ирины Сечиной
Известная галерея современного христианского искусства «Феофания» недавно переехала. Под новым названием «квАРТира10» она разместилась в старинном доме на Моховой, в «убитой» квартире, где мимо закопченных окон первого этажа, разметывая взвесь грязного снега, то и дело пролетают черные машины с крякающими мигалками. Кремль рядом…
Здесь арт-директор Константин Бенедиктов хочет создать клуб для настоящего, живого общения художников и не только их:
— Мне не нравится слово «клуб». Больше подходит слово «пространство». Новое помещение, настоящая старая квартира, еще не до конца отремонтированная. Это чистое пространство, как мне кажется, совершенное обрамление для картин, без наносного декора. Ржавый кирпич, старинные перекрытия и двери, оголенная кладка каминной трубы, – все подчеркивает изначальность, которую надо наполнить смыслами.
Мы с Константином пьем чай среди произведений художника Константина Сутягина. Автор должен вот-вот подойти. На одной из его картин изображены мужчина и женщина. Как на старинном дагерротипе, они поставлены в композицию, обозначающую супружескую преданность и доверие: она сидит на стуле, он стоит за ее спиной, положив руку на ее плечо. Лица не нарисованы.
Идея новой жизни
— Что вы хотите делать в этом пространстве?
—Тут мы будем читать лекции, делать вернисажи, выставки, круглые столы, концерты… Конечно, одним проектом не получится вскрыть какую-то глобальную тему, но это наша площадка для диалога и обсуждения насущных вопросов.
— Как отделяете «наших» от не наших?
— Это не вопрос моего выбора. Со многими художниками и писателями я познакомился еще в галерее «Феофания», в процессе работы. Это довольно узкий круг людей. Но мы и не пытаемся занять большую нишу, хотя большие, совместные проекты делать можем. Для нас важно проговорить, пусть небольшие, но важные христианские темы. Мне не интересно жить и работать с вещами, которые просто декоративны, или которые не цепляют. Другие клубы более всеядны.
— То есть, это все же православный клуб?
— Мы пытаемся говорить о важных и глубоких вещах, о том, что мы их себе представляем, как христиане, но мы не обозначаем это как миссионерскую задачу. Для меня галерея – просто мой хлеб. А также то, что мне близко, от чего я получаю кайф. Но я не могу брать кого-то за горло, мол «я понимаю, теперь понимай и ты».
— Этот хлеб приносит доход?
— Я никогда не мыслил галерею, как бизнес. И для «квАРТиры №10» нужна финансовая поддержка. Ведь деньги, как паровоз – всегда летят впереди состава. И если их нет, то…
Я покрестился в 1993 году и стал жить в храме. Шесть лет мы сами и служили, и пели, и хозяйственная часть тоже была на нас. Как староста, я стал заниматься сбором документов, и так прикоснулся к живой истории. Когда начинаешь всматриваться в детали старинных вещей, прикасаешься к ним, приобретаешь совсем другой опыт их восприятия. Мы стали заниматься реставрацией икон, а потом перешли и к другим, предметам, так или иначе связанным с этой темой. Организовали небольшую студию-конгломерат из реставрационной, иконописной и ювелирной мастерской. Но главной его частью, некой верхушкой, стала галерея. Мы применяли разные технологии, формулировали новые идеи, давали предметам новую жизнь, какие-то разрозненные аретфакты инсталлировали в новое пространство. Это было очень интересно. Я тогда наивно полагал, да и сейчас продолжаю в это верить, что, производя качественный продукт, наш творческий цех станет самодвижущейся тележкой. Но каждая выставка это финансовое, эмоциональное и профессиональное вложение. Так что денег все еще не хватает.
Механизм Парка Горького
— А что если денег никогда не будет хватать?
— Сейчас в Манеже стартовал проект Чарльза Сендисона. Огромное пустое пространство, в котором бегают видеоинсталяции букв. Меня это поразило. Какой ресурс задействован! Арендовать Манеж стоит приблизительно миллион долларов в месяц, и вот целый месяц висит эта пустота, и ошеломляюще воздействует на посетителя. Сейчас есть спрос на актуальное искусство. В пластических идеях актуального искусства есть что-то привлекательное, но нет предпосылок для важной, сущностной глубины. За этим стоит целая индустрия, и я понимаю, как она работает, какие для этого задействованы механизмы, финансовые и имиджевые. Люди, которые могут влиять на развитие культуры в стране, встраивают эти механизмы поддержки актуального искусства в государственную структуру. Многие этому радуются. Например, людям нравится новый Парк Горького, нравится, что это приближает нас к европейской городской жизни. А я бы поспорил на эту тему.
— Но это же красиво, и вы сами говорите, что эффектно. Как определить где есть искусство?
— Есть такое мнение, что сейчас культура себя как бы исчерпала, наступило время постмодерна, в котором преобладает эстетика. Эстетика стала идолом культуры, но постмодерн разрушил и этого идола. Еще в XX веке художники осознали себя исчерпанными, потому что находились внутри формы, которая исчерпала себя. Тогда они стали разрушать саму форму, прокладывая все большую пропасть между ней и содержанием. Это был тупик, и выхода из него не видно. Художники, которые сегодня констатируют смерть искусства, в чем-то правы, они это чувствуют, а многие из них еще и участвуют в этом процессе.
Но выход есть. Художник и фотограф Георгий Колосов говорит, что выход можно найти в возврате к созерцательному, к тому, что составляло восточное христианство. Это и есть возрождение. Искусство возрождения по его словам, «делает акцент на том “как”, относительно того, “что”». В нашем квАРТирном художественном пространстве мы пытаемся найти способы преодоления этой ситуации, хотим сказать, что до тех пор, пока художник не перестал искать Бога, искусство живо.
В свободном полете
— Как творит художник, если разрушена сама эстетика? В каком художественном пространстве он творит?
— Разрушение эстетических идолов дает художнику свободу. Теперь он свободен от академических форм, от символики. Он может продолжать разрушать форму, а может начать поиск содержания. Разрушение конечно, как и всякое зло. В конечном итоге, зла просто не существует. Новые мысли, новые пластические решения художник всегда может найти на пути к Богу. Так что, созиданию тоже есть к чему стремиться. Конечно, ничего нет нового в отношениях человека с Богом. Но путь каждого конкретного человека к Нему уникален и нов, потому что каждый человек уникален. Например, есть такой художник Игорь Терехов. По форме он авангардист, его искусство нефигуративное и абстрактное, но он и христианин. Свобода от формы – не главное в искусстве. Главное, чему эта свобода посвящена.
— Как христианский художник может совместить свободу от формы и нахождение в рамках догматики?
— Может, если он ищет не себя, а Бога. Правда, есть опасность. Он может внутренне встроиться в некий поток, и идеи начнут выливаться из него, как из рога изобилия. Тогда постепенно художник привыкнет транслировать эти идеи неосознанно, а его задача как раз осознавать, что он делает, различать духов, так сказать. До крещения моя среда была связана с тяжелой музыкой. Придя в Церковь, я перестал слушать любую музыку, и это помогло мне позже, понять, что мной двигало тогда, что мной владело. Во мне выработался механизм анализа. Надо чтобы художник всегда мучился вопросом – насколько он адекватен в своем пластическом решении тому откровению, которое ему было дано.
— Вы что, так и не слушаете музыку?
— Нет, конечно, я постепенно опять начал слушать музыку, классическую, в основном. Потом и другую.
— Что такое откровение для художника ?
— Художник всматривается в жизнь, видит какую-то вещь, и вдруг, его душа открывается. Это и есть откровение. Миссия художника не противопоставлять себя другим, а служить, пусть маленькому, но откровению, тому, что он разглядел в малейшей вещи. Когда-то я для себя нашел такой ключ к пониманию настоящего творчества: искусство, которым движет некое поэтическое чувство, наверняка подлинное. Не все обязаны иметь вкус или понимать поэзию, но если человек христианин, он должен понимать, должен стремиться понять поэтику богослужения, стараться поделиться этим пониманием с другими.
— Выставки, это способ «поделиться»?
— Выставка это другой вид искусства. Она может формировать другие значения, насыщать картины особым смыслом. Пространство галереи для искусства такой же художественный инструмент, как кисть или мастихин.
Ключевой момент
На фото: Константин Сутягин на встрече в "Феофании"
Тем временем к нашей беседе присоединился Константин Сутягин. - Зачем таким, как вы эта галерея? – Спрашиваю я его, и уже предвкушаю, как задам вопрос, тревожащий меня с самого начала беседы, с той картины, где двое. Почему же у них лиц нет?
— Тут художник понимает, для чего живет, потому что любому художнику нужна хотя бы минимальная востребованность, минимальный интерес к тому, что он делает, иначе все совсем грустно: выставляться негде, всем не интересно, а ты как дурак что-то рисуешь.
— Кость, но ты рисовать то все равно не бросишь! — восклицает арт-директор «квАРТиры», и я с ним соглашаюсь. Привыкла к мнению, что настоящий художник, потому и художник, что не рисовать не может. Оказывается все сложнее.
 Константин Сутягин. Малоярославец. 2006. Холст, масло
— Когда от художника чего-то ждут зрители, только тогда начинается настоящий диалог, и в нем рождаются какие то новые произведения, новые идеи. Тогда крылья у художника раскрываются. Знаешь, расцвет русского искусство начала XX века произошел благодаря интересу зрителей. Тогда зрители чего-то ждали от художников и те им раскрывались. Это совсем не то же самое, что «могу рисовать, не могу рисовать».
— А вот почему у этих людей на вашей картине лиц нет? – Редко выпадает удача, попросить объяснения у самого художника.
— А я не знаю, почему у них нет лиц. Скорей всего, потому что я не могу одновременно и лицо человека писать и мир, который вокруг него. Если уж портрет, то настоящий портрет. —Мне кажется, я поняла. Тогда следующий вопрос художнику.
— Надо ли вообще понимать искусство? Может быть все проще для зрителя: нравится, не нравится, и все?
— Я думаю да. — Отвечает другой Бенедиктов. — Я не отрицаю оценку «нравится, не нравится», но для попадания в какой-то конкретный диапазон, надо все же иметь ключ. Вот к Сутягину надо иметь ключ. Например, есть люди, которые его искусство будут отрицать, именно потому, что у них нет ключа. Как с этими лицами. Почему их нет, ведь лицо, образ Божий и так далее. Художник, конечно, не обязан что-то объяснять, он может действовать по интуиции, но для успеха его интуиции зрителю лучше иметь ключ.
— Зритель, значит, должен сам объяснять, почему ему нравится или не нравится, а художник не обязан зрителю ничего объяснять? Получается несправедливо.
— Бывают разные ключи, которыми люди себе двери к пониманию искусства запирают. Например, «это не для меня, я православный» или «я признаю только авангард». Но так бывает, когда у человека нет задачи понять. А если есть такая задача, то чтобы к ней подступиться, нужен ключ, надо уметь читать между строк, уметь видеть образ. Ведь ключи и к Евангелию нужны. И у каждого есть не один ключ, их может быть несколько. Один человек читает Евангелие, а другой слушает. И вдруг совсем по-другому: что-то понял, вошел в Евангельское пространство по-другому, через другого человека. Чтобы понять Константина Сутягина тоже есть ключ. Он говорит, что подлинное искусство всегда между нежностью и трагедией. Если вы это видите, то вы поняли.
— Вопрос в том, кому нравится? – Константин-художник замечает, что если так рассуждать, нравится, не нравится, то получится, что мы все решаем большим количеством голосов. — Вот 90 процентам нравится, а остальные 10 дураков не понимают?
— Знаете, как не банально это прозвучит, но «нам сочувствие дается, как нам дается благодать». Так и тут: мы можем стремиться к зрителю, а зритель к нам, но и чудо благодати тоже нужно. Вот Константин обычно подписывает свои картины так: «Сутягин не авангардист». Думаете, зачем? Потому что это ключ для обывателя, который смотрит и думает: «похоже, он авангардист, у меня так дети рисуют». И тут-то это «не авангардист» вдруг примиряет и успокаивает зрителя: «Ага, не авангардист? Ну, тогда посмотрим, подумаем…» Тогда и придет понимание.
— Да. – соглашается художник. – Но чтобы человек захотел понять искусство, между зрителем и художником должна быть хотя бы благожелательность. Тогда придет понимание, а высшая форма понимания это любовь.
Фото: forum.pinhole.ru, kbenediktov.livejournal.com
Беседовала Ирина Сечина
Источник: "Нескучный сад"
Ваш Отзыв
Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены.
На главную | В раздел «Мониторинг СМИ»
|
