Мониторинг СМИ

Города Ирака – под властью шиитских и суннитских фанатиков

Иракские религиозные партии взяли под контроль Басру, превратив ее университеты в шиитские мечети, а административные здания – в призывные пункты.

Молодая сотрудница одного из государственных учреждений в провинции Эль-Кут (в 180 км. к югу от Багдада), была очень удивлена, когда, придя в офис, не застала там своих коллег. Она обнаружила, что большинство служащих спустились в подвал ведомственного здания для принятия «предвыборной присяги». Там они по приказу директора должны были присягнуть на верность «шиитскому списку» – за четыре дня до последних выборов [15 декабря прошлого, 2005 года].

Вид кричащих сотрудников, громко и хором декламировавших «речёвки» из народной [шиитской] поэзии, отпустивших бороды по приказу того же директора (запретившего им приходить в галстуках), сильно поразил молодую сотрудницу Х. А. Увиденное напомнило ей события почти трехлетней давности. Тогда бывший директор объявил день нерабочим, чтобы собрать сотрудников, одевшихся в форму цвета хаки и взявших в руки оружие. В тот раз они готовились к войне, закончившейся падением бывшего режима. И, как и в тот день, когда молодая сотрудница решила уйти с работы, сейчас она собрала свои бумаги и вещи и пошла домой. Ее преследовал образ директора, стоявшего в окружении служащих, которые кричали: «Али! О, Али!» [1]. А еще ее преследовали его настойчивые «советы» надеть хиджаб…

Эта сцена наглядно иллюстрирует феномен культурного и идеологического фанатизма в постсаддамовском Ираке. Уже раздаются голоса, предупреждающие о том, что этот феномен сопровождается «культурным засильем», прикрывающимся религией и коллективными религиозными церемониями, которые практикуют шиитские религиозные партии. Они не ограничились эксплуатацией обычаев «поминок по Хусейну» [2], но стали устраивать свои «шариатские» суды, поставившие себя над законом. Речь идет о судах, учрежденных фанатичным шиитским лидером Муктадой ас-Садром в провинциях Центрального и Южного Ирака. Эти суды стали выносить приговоры гражданам, конфисковать имущество государственных учреждений (в первую очередь – автомашины и недвижимость). Города западных (суннитских) районов оказались не в лучшем положении, чем центральные и южные города. [Суннитский] фундаментализм охватил все сферы общественной жизни в городах провинции Эр-Рамади, а также провинции Тикрит и в ряде городов провинции Дияли.

Голосам, предостерегающим против «культурного диктата» со стороны фанатиков, возражают голоса «умеренных». Они считают, что «иракское общество переживает период величайших преобразований, и все идеи должны уживаться друг с другом». Но при этом они указывают на факты «нецивилизованного поведения в цивилизованном обществе», отмечая, что «переход к демократии вскрыл конфессиональную и национальную поляризацию». Профессор политологии Багдадского университета Амер Хасан Файяд говорит: «Мы переживаем период величайших противоречий. Пусть эти противоречия регулирует основной закон, то есть Конституция, и те проявления ущемления одной мыслью другой, которые мы наблюдаем сегодня, могут исчезнуть».

Что касается «покорности человека в Ираке гнету прежнего режима, представленному военной кликой», и превращения этой покорности в нынешнее полное подчинение господству духовенства, то по этому поводу академический ученый говорит: «Наше общество привыкло к сочетанию культуры подчинения власти, представленной [военной] кликой, и традиционной культуры, представленной чалмой». При этом он не скрывает обеспокоенности тем, что традиционная культура начинает практиковать систематический гнет после исчезновения тиранического режима. Он отмечает, что представители элит остерегаются открыто высказывать свои взгляды, боясь мести «чалмы», которая может воспользоваться ослаблением прежних полицейских ограничений и подавить нынешнюю оппозицию себе силой оружия. Именно поэтому, считает Файяд, представители академических кругов и работники просвещения боятся открыто высказывать свои взгляды.

Файяд анализирует ситуацию, в которой оказались профессура и интеллигенция Басры – второго по величине города Ирака. Им приходится хранить молчание по поводу «растущего влияния религиозных группировок и партий» в городе. Подтверждением этого влияния стал инцидент с нападением сторонников фанатичного шиитского религиозного деятеля Муктады ас-Садра на студентов инженерного факультета университета Басры, когда те собирались пойти в [развлекательный комплекс] «Сады Аль-Андалуса», обвинив их в «нарушении установлений ислама». Представители академических кругов промолчали, а если кто-то из них и высказывался по этому поводу, то, как правило, стараясь помирить студентов со сторонниками ас-Садра, потрясавшими палками, электрическими кабелями и оружием.

Лозунг на одной из стен университета гласит, что «Басра навсегда стала Басрой Муктады [ас-Садра]!». Один из разгневанных студентов усматривает в этом сходство с лозунгом прежнего режима: «Басра верна президенту-вождю [Саддаму Хусейну]!» Власти города неоднократно заявляли о непричастности вооруженных шиитских группировок в Басре (их насчитывается около десятка) к убийствам иракских и иностранных журналистов. Однако те же власти обвинили группировку под названием «Бакыйят Аллах» в «действиях, выходящих за рамки закона» (убийства, акты прелюбодеяния, хищение государственных и личных средств). Это заставило местные власти атаковать штаб-квартиру группировки и арестовать некоторых ее членов, которых обвинили в деятельности в интересах иностранного государства. Государство и государственные учреждения в Басре проявляют пассивность в отношении вооруженных группировок, активность которых растет. Их сторонники не признают государственных гражданских судов: тех, кого они считают нарушителями закона, они отправляют в «шариатские суды», в том числе те, которые учреждают сторонники Муктады ас-Садра.

Говоря о «засилье» фанатичных исламистских сил в Басре, иракский профессор Казым Хабиб говорит, что эти силы «полностью владеют Басрой и навязывают свою волю обществу с помощью военизированных формирований, угроз и убийств людей. Именно они контролируют бюджет провинции, распоряжаются выделяемыми ей финансовыми средствами. Это они «отменили» культуру и искусство, превратив жизнь обитателей Басры в непрекращающиеся «поминки по Хусейну» и постоянный траур. И настоящим духовным авторитетом в городе является не господин ас-Систани [3], а господин Али Хаменеи» [4].

Газета «Аль-Хайят» задала ряду представителей интеллигенции и академических кругов Басры вопрос о том, как протекает повседневная жизнь их города и насколько серьезны распространенные «страхи» по поводу абсолютного засилья в городе религиозных партий. Они ответили, что и они, и обычные жители Басры (не являющиеся членами вооруженных формирований или религиозных организаций) искренне опасаются, что политическая деятельность многих исламских организаций, контролирующих жизнь города, превратится в военное соперничество между различными партиями и движениями, преследующими свои интересы.

Решение британских войск кооптировать представителей военизированных формирований этих партий в силы по поддержанию общественного порядка, а также почти полный «уход» центрального правительства из Басры способствовали тому, что у фанатиков появилась «тыловая» и правовая база для установления абсолютного господства над жизнью города и бесконтрольного распоряжения его денежными ресурсами.

Высший совет исламской революции [5] и его вооруженное крыло, организация «Бадр» [6], создали свои политические и военные ячейки на территории от города Эль-Карна на севере до города Фао на юге. Многие из сторонников Совета влились в полицейские подразделения наравне с боевиками «Армии Махди», подчиняющимися Муктаде ас-Садру, который остается одним из самых серьезных игроков на политической и военной арене Басры. Его влияние простирается и на другие государственные структуры (нефть, энергетика, порты). Члены «Армии Махди» являются источником постоянного беспокойства не только для войск коалиции, но и для других религиозных партий, поскольку они постоянно прибегают к насилию и применяют оружие. Хотя Муктада ас-Садр объявил о закрытии своего бюро в Басре, его сторонники не вняли его призыву и по-прежнему борются с теми, кого они считают своими противниками, силой оружия.

Что касается «Партии добродетели» (Хизб аль-фадыля), созданной после падения режима иракцами на территории самого Ирака, то она одержала внушительную победу на муниципальных выборах, которые позволили ей посадить своего человека на пост губернатора Басры (так как эта партия получила большинство мест в городской администрации). Установив контроль над правительством, она отошла от первоначальной умеренной позиции и, подобно другим исламским шиитским партиям, стала распространять свое влияние на стратегически важные гражданские и правоохранительные структуры.

Никому не известные организации и штаб-квартиры в Басре открыли свои двери и везде расставили своих вооруженных людей. Среди них – организация «Бакыйят Аллах – львы Ирака», отколовшаяся от группировок «Месть Аллаха», «Партия Аллаха» и «Свидетель Аллаха». Существует и много других организаций, прикрывающих свою деятельность религиозными названиями и лозунгами. Похищенный в Басре американский журналист Стивен Винсент (его мертвое тело было обнаружено через несколько дней после похищения, в августе 2005 года) писал: «Эти организации ничем не отличаются друг от друга, кроме степени жестокости и искусности в кровавых играх. Никакой политической программы у них нет. Члены этих организаций не питают ни малейшего интереса к политике и идеологии. Занимаются они только тем, что терроризируют гражданское население и занимаются убийствами. Они убивают всех – от отставных военных, профессоров университетов и ученых до журналистов и своих религиозных оппонентов. Они установили контроль над некоторыми жизненно важными отраслями жизни, такими как деятельность портов, охрана границы, контрабандная торговля нефтью и боеприпасами».

Мунтасыр аль-Амара, член Иракской патриотической ассоциации (ныне прекратившей свое существование), утверждает, что сведения, сообщаемые о Басре, лишь «вводят публику в заблуждение». «Я сам житель Басры, – подчеркивает он. – Абсолютно не соответствует действительно то, что говорится о засилье шиитских религиозных партий, якобы подменивших собой государство в управлении делами провинции». Член списка Объединенной иракской коалиции (которую он представлял на прошедших выборах) категорически отрицает «вмешательство иранских силовых структур в жизнь Басры и поддержку ими вооруженных религиозных группировок».

Со своей стороны, профессор социологии Муна аль-Айначи считает, что «деятельность религиозных группировок является доказательством антиобщественного поведения; диктатура прежнего режима сменилась в стране практикой, опирающейся на религиозную диктатуру». Вот что по этому поводу говорит молодой инженер из Басры: «Я гражданин Ирака и потомственный житель Басры, араб-шиит, получивший звание бакалавра на инженерном факультете университета Басры. Хотя прошло уже два года после падения идола (статуи Саддама. – «Аль-Хайят») на площади Фирдаус в Багдаде, я не могу свободно высказывать свои взгляды. Террор полиции, партии и спецслужб сохраняется. Оливковый цвет (цвет военной формы. – «Аль-Хайят») сменился черными и белыми чалмами, портреты Саддама сменились портретами имамов из семейства Садр (Мухаммада Бакера [7], Мухаммада Садека [8] и Муктады. – «Аль-Хайят»), а на смену «Армии освобождения Иерусалима» [9], созданной Саддамом их членов своей партии, пришла «Армия Махди», от которой начали распространение группы полиции нравов».

Фанатики-исламисты начали притеснять студентов и университетских профессоров, запрещая любые развлечения и собрания в университетах Басры, Куфы, Рамади и Тикрита. Дошло до убийств преподавателей, прежде всего тех, кого считали «сторонниками прежнего режима» (жертвами таких убийств стало несколько профессоров университетов Басры и Куфы). Вот как комментирует один из профессоров Басры то, что происходит в культурной и социальной жизни: «Не идет ли Ирак по пути талибов? Не поставим ли мы на смену политики отрезания языков и ушей, которой следовал свергнутой режим, политику убийств и террора, пыток и укорачивания рук и ног во имя шариата, что заставит людей отвернуться от ислама? И впору будет спросить себя: что же выиграл, в конце концов, народ от произошедших перемен? Чего добился он в результате свержения идола и старого режима?»

Растущее влияние исламистов в Ираке является обратной стороной отступления сторонников светского пути. По этому поводу аль-Айначи говорит следующее: «В настоящее время светские элиты не имеют свободы действия. Оружия много, и никто не может заставить его прекратить убивать под теми или иными предлогами». Она добавляет: «Над просвещенной мыслью в Ираке нависла серьезная угроза. Для этой мысли нужна свободная среда – настоящая, связанная с социальной практикой, а не та, которую создают статьи в газетах».

По поводу нарастающего сегодня конфликта между исламистами и секуляристами член списка «Объединенной иракской коалиции» Дыя аш-Шакарчи говорит: «Есть ли у нас, исламистов, какие-то проблемы с секуляристами и либералами, чтобы мы смотрели на них как на политических и культурных противников, или мы имеем проблемы лишь с партией «Баас»?…» Он признает наличие «фанатиков» в рядах шиитской коалиции и поясняет: «Наша проблема с секуляристами  заключается не в самом их секуляризме: проблема с ними возникает постольку, поскольку среди них есть или баасисты, или те, кто готов примириться с возвращением «Баас» и баасистов, или те, кто испытывает неприязнь к религии, религиозности и верующим, то есть готов переступить через святыни и установления религии».

Аш-Шакарчи, которого считают умеренным политиком, отмечает, что «исламисты должны быть более чувствительными к исламскому экстремизму, чем секуляристы, или чем исламисты – к светскому экстремизму, поскольку исламский экстремизм вредит не только национальному единству: он наносит большой ущерб исламу».

Вот что говорит аш-Шакарчи по поводу «истинного противостояния», предшествовавшего последним выборам: «Когда я просматривал избирательные списки, я, честно говоря, так и не нашел среди них списка, за который я мог бы спокойно отдать свой голос и за агитацию в пользу которого я был бы готов нести ответственность. Да, мое имя было занесено в один из списков, а именно в список «Объединенной иракской коалиции». Мои колебания в оказании поддержки списку объяснялась засильем фанатиков. Некоторые из этих людей недалеко ушли от экстремизма, а многие из них действительно в него впали. Даже многие умеренные политики не заявили о своей умеренности со всей ясностью и четкостью».

Депутат аш-Шакарчи выступает за «проект демократического ислама, который сочетает уважение принципов идентичности большинства иракского народа, выраженной в исламе как его цивилизационной основе, с демократическими принципами». В этом проекте он видит средство, способное отразить угрозу усиливающегося в рядах исламистов экстремизма. Однако в иракской политической и культурной реальности такого проекта не просматривается. Характеризуя нынешнюю ситуацию в Ираке, профессор Хайдар Саид утверждает, что она «абсолютно идентична той, которая наблюдалась в Иране в 1981–1982 годах, когда исламские силы укрепили контроль над властью, оттеснив левых, либералов и светских националистов, участвовавших в революции 1979 года». По поводу текущего момента в Ираке Хайдар Саид говорит: «Я боюсь, как бы нам, иракцам, через 20 лет не раскаяться в том, что мы упустили этот шанс и отдали страну под власть сил фанатичного политического ислама – подобно тому, как раскаиваются иранцы: они промолчали, когда фанатичные исламисты навязывали власти свой диктат, а сегодня, как никакой другой народ, мечтают свергнуть правящий режим».

Али АДЖАМ

Перевод © Институт религии и политики (i-r-p.ru)

Оригинал статьи: «Аль-Хаят», 06 января 2006 года

Источник: "Новая политика"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):