|
"Ахмади-Нежад нэ хуб!"
На плакате в международном аэропорту Тегерана по-английски написано, что хиджаб украшает женщину
Несмотря на строгость режима, в современном Иране можно обнаружить и взяточников, и курящих женщин, и алкоголь в домах, и даже антипрезидентски настроенных граждан.
"Не консюмеризм, а более возвышенные вещи"
В современном международном аэропорту Тегерана висит плакат, на котором по-английски написано, что хиджаб украшает женщину. Посмотрев на плакат и закутанных в чадры женщин вокруг, трудно себе представить, что всего 30 лет назад Иран был самой демократичной страной на Ближнем Востоке.
Революция 1979 года и приход к власти мусульманского духовенства во главе с вернувшимся из эмиграции аятоллой Хомейни, которые ввели законы шариата, изменили страну. С тех пор даже во времена правления так называемых западников женщины не снимали платки.
Ахмади-Нежад, пытавшийся в бытность мэром Тегерана обязать всех мужчин носить бороды и одежду с длинными рукавами, у иранцев считается строгим правителем. Постоянными арестами юношей в укороченных брюках и девушек с подкрашенными глазами Ахмади-Нежад породил новую моду среди тегеранской молодежи. По одежде здесь судят о гражданской позиции. Самые отважные модницы покупают приталенные европейские пальто, осветляют волосы (за это полагается арест, вызволить из которого может только родственник мужского пола) и курят. Впрочем, на практике далеко не все строгие законы соблюдаются: за стеклами машин можно часто увидеть курящих женщин.
Шариат допускает смертную казнь, в том числе через побивание камнями. За соблюдением норм исламской морали следит министерство культуры и исламской ориентации. Около года назад министерство запретило звездам кино и спорта сниматься в коммерческой рекламе — "культурные и спортивные ролевые модели должны пропагандировать не консюмеризм, а более возвышенные вещи". Сейчас рекламы на улицах городов нет вовсе. Стены домов пестрят огромными плакатами, на которых солдаты—герои ирано-иракской войны рекламируют смерть за родину. На крышах домов белеют запрещенные властями тарелки спутникового телевидения. На время рейдов их обычно снимают, а потом возвращают на место.
"Для многих из них это лишь вопрос имиджа"
В конце декабря иранские города преображаются — повсюду появляются черные и зеленые флаги и тканевые плакаты с цитатами из Корана. Так персы готовятся к Ашуре — дню поминовения имама Хусейна, которого особенно почитают шииты. В Иране, где мусульмане-шииты составляют подавляющее большинство населения, а власть принадлежит духовенству, Ашура празднуется с особым размахом. Через полчаса после призывов муэдзинов на улицах городов каждый вечер на протяжении недели появляются процессии из мужчин в возрасте от 10 до 40 лет в черной одежде и с зелеными повязками, которые в такт музыке бьют себя по спине железными метелками. Считается, что имам Хусейн умер от нанесенных ему колющих и режущих ран, и шииты истязают себя в знак траура. И если с конца декабря процессии собирают по паре сотен участников и столько же зрителей, то 6 и 7 января, в дни Ашуры, на улицах Тегерана, казалось, был весь город.
В эти дни, когда большинство женщин кутается в чадры, а мужчины выбирают только черную одежду, Бехруз, тегеранский журналист, надевает рубашки посветлее. В своей газете он курирует вопросы архитектуры и с удовольствием рассказывает историю Тегерана, неодобрительно посматривая на спешащую в мечеть траурную толпу.
"Помимо религиозных фанатиков и верующих в процессии принимают участие школьники и студенты, которых собирают принудительно,— Бехруз показывает на огромное блестящее украшение у стены одного из домов и говорит, что оно стоит около 000.— Деньги на такие украшения выделяют спонсоры — бизнесмены, которые будут упоминать о своей благотворительности на всех переговорах. Для них это лишь вопрос имиджа".
"Мы должны быть умнее всех, чтобы выжить"
С Ашурой в этом году совпала акция Израиля в секторе Газа. И если до конфликта по местному телевидению показывали преимущественно мулл, то с 27 декабря на экранах стали появляться сторонники президента Ахмади-Нежада, обещавшие стереть Израиль с лица земли.
Утром 2 января в центре города Шираз был организован большой антиизраильский митинг. Шираз — город на юго-западе Ирана. На узкой чистой улочке в южной части города в отличие от других кварталов окна у всех домов глухие и высокие. Длинная двухметровая стена скрывает от любопытных глаз здание синагоги с небольшим садом и несколько построек, в которых собираются местные главы Общества иудеев Ирана. "Никто не запрещает нам соблюдать Шаббат, а нашим детям пропускать по субботам школу и учить уроки по пятницам. Оценить количество иудеев в Ширазе ты можешь по количеству закрытых в субботу торговых лавочек",— шутит Гершон, редактор местной газеты, которую распространяют только среди своих. Официально газета не зарегистрирована, поскольку после революции все СМИ в Иране могут принадлежать только государству.
В Исламской Республике Иран больше 20 000 иудеев. Еврейская община Шираза насчитывает 5000 человек. Такие же общины существуют в Тегеране и Исфахане.
"Полиция настоятельно рекомендовала нам явиться на антиизраильский митинг 2 января, так что там были практически все наши мужчины,— говорит Гершон.— Мы кричали, что ненавидим Израиль. Это не так уж далеко от истины. Действия Израиля угрожают нашей безопасности, поэтому мы против них. К тому же надо отдавать себе отчет в том, что все это лишь политика. А в политике мы должны быть умнее всех в этом городе, чтобы выжить".
"Чтобы не было соблазна встречаться и разговаривать"
Стараниями главного антиамериканиста и борца за нравы — президента Махмуда Ахмади-Нежада — во всем Иране после полуночи на улицах никого не встретишь. "Это не комендантский час,— объясняет Мохаммед, владелец маленькой фруктовой лавочки в северном городе Решт.— Полиция велит закрывать все рестораны и магазины до 12 ночи, чтобы у людей не было соблазна встречаться и разговаривать". Таких лавочек, как у Мохаммеда, в Иране бесчисленное множество. В дневное время прилавки ломятся от фруктов, сладостей, одежды. Я спрашиваю Мохаммеда, сколько он отдает государству в виде налогов. Мохаммед смущенно улыбается: не платит вовсе, потому что его родственник — чиновник. Признавшись в коррумпированности родственника, Мохаммед идет в соседнюю лавочку, за стеклянной витриной которой видны прилавки со сладостями. После 15 минут пересчетов и споров выясняется, что сосед платит чуть больше 1% от прибыли.
Торгуют на улицах всем — от одежды и детских игрушек до еды. На юге Тегерана, например, каждая улица специализируется на своих товарах. Поэтому часть города напоминает гипермаркет — на одной улице можно найти автозапчасти, на второй — любые приспособления для уборки дома, на третьей — моющие средства. Спиртное не продают — в стране официально введен сухой закон. Впрочем, алкоголь можно найти в любом доме. В домах победнее — виноградное вино из деревень на юге страны и технический спирт, в домах побогаче — напитки из duty free. Журналист из Тегерана Бехруз признался, что покупает спиртное в иностранных посольствах.
Не останавливает иранцев даже то, что производство, распространение или употребление спиртных напитков в Иране считается одним из тяжких преступлений и грозит пойманному лишением свободы от года до шести лет, ударами плетью и выплатой штрафа в размере, в пять раз превышающем стоимость напитков.
"Кризис нас пока не задел, но ситуация изменится"
Сахар 22 года, она носит яркую тунику и играет в женской футбольной команде. Как и ее друзья, живущие в двухэтажных коттеджах в престижном квартале на севере Тегерана, Сахар не поддерживает Ахмади-Нежада. Но за кого будет голосовать на президентских выборах в июне, еще не решила. "Я бы проголосовала за Хатами (Мохаммад Хатами — бывший президент республики, реформатор.— "Власть"), но недавно он заявил, что баллотироваться не будет",— Сахар не скрывает сожаления.
Я спрашиваю знакомую пожилую пару, которая живет в трехэтажном особняке на севере Тегерана, почему так изменилось отношение иранцев к их президенту. "Думаю, все дело в ценах на нефть. Ахмади-Нежад взлетел вместе с ними и первое время был очень популярен. На протяжении трех лет он тратил все деньги от продажи нефти,— отвечает Кей, всегда одетый в строгий костюм.— Теперь цены падают, а у него нет фонда, из которого он мог бы продолжать тратить так же много. Из-за санкций западных стран большинство наших денег находилось внутри страны. Так что кризис нас пока не очень задел, но ситуация изменится".
Кей не любит распространяться о своей работе — замечает только, что среди его друзей много политиков. Его жена Ружан, 20 лет прожившая во Франции, преподает французский язык. Ружан водит маленький Peugeot, носит свободный синий плащ, полусапожки модного европейского фасона и синий шарф на голове, не скрывающий вопреки местным порядкам шею.
Ружан не согласна с мужем и добавляет, что кризис уже заметен и один только хлеб подорожал за последний год больше чем в полтора раза. "Посмотри на наши деньги,— Ружан переводит взгляд на элегантный кошелек.— Я еще помню времена, когда на 10 туманов можно было купить пирожное. Теперь оно стоит 10 000 туманов".
"Денег как не было, так и нет"
При движении с севера на юг Тегерана дома за окнами становятся ниже, улицы — грязнее, парки сменяют уличные базары, а женщины в чадрах появляются все чаще.
Именно к жителям бедных районов Ахмади-Нежад обращался во время своей предвыборной кампании в 2005 году. Аудитория была выбрана неслучайно: по данным российского Института стран Ближнего Востока, до 60% населения страны живет на черте бедности или за ней.
На площади имама Хомейни (в любом иранском городе можно встретить улицу имени вождя революции) на юге Тегерана находится большое туристическое агентство, где работает Самира. Ей 27, свободная черная одежда полностью скрывает силуэт, из-под черного платка не видно волос, что в Иране считается признаком особой религиозности. "Рафсанджани (Али Акбар Хашеми Рафсанджани, позапрошлый президент Ирана.— "Власть") и его сторонники разграбили нашу страну. Ахмади-Нежад обещал нам вернуть эти деньги, обещал блюсти нравственность молодежи. А что получилось? Денег как не было, так и нет, только порядки стали более строгими",— Самира просит перевести свои слова единственную англоговорящую коллегу.
К иностранным туристам здесь не привыкли. Спросить у прохожего дорогу невозможно: по-английски практически никто не понимает. На севере страны, где бойкие торговцы из соседнего Азербайджана закупают по за килограмм мандарины, чтобы перепродать их в России, многие понимают азербайджанский язык. На юге, ближе к Персидскому заливу,— арабский.
Пожилые иранцы любят вспоминать, что в шахские времена любой образованный человек говорил не только на фарси, но и на французском. Сейчас от французского влияния осталось всего два вошедших в обиход словечка, которые часто можно услышать на улицах,— "пардон" и "мерси", с ударением на первый слог.
Путешествуя по Ирану, я при помощи разговорника расспрашиваю случайных попутчиков — таксистов, соседей в автобусах, проводников в поездах, служащих отелей. "Откуда ты родом? Как зовут твою старшую дочь? Ахмади-Нежад — хуб?" Никто от Каспийского моря до Персидского залива не ответил мне утвердительно. "Нэ хуб (нехорошо.— "Власть")",— хитро улыбаются и принимаются что-то объяснять, только потом догадываясь, что этих слов в разговорнике уже нет.
Ксения Леонова
9 февраля 2009
Источник: "Коммерсантъ - Власть"
Ваш Отзыв
Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены.
На главную | В раздел «Мониторинг СМИ»
|
