Мониторинг СМИ

В сирийских деревнях до сих пор говорят на арамейском

Элиас Хури все еще помнит те дни, когда старики в его деревне говорили только на арамейском, языке Иисуса. Тогда деревня, связанная с Дамаском только длинной и ухабистой дорогой через горы, была почти целиком христианской, рудиментом более древнего и разнообразного Ближнего Востока, существовавшего до прихода ислама. Теперь 65-летний, прикованный к постели Хури сокрушенно признается, что почти забыл язык, на котором разговаривал со своей матерью.

«Он исчезает, – сказал он по-арабски, сидя со своей женой на кровати в мазанке, где он вырос. – Многие арамейские слова я больше не использую, и я забыл их».

Маалюля и еще две соседние деревеньки поменьше, где тоже говорят по-арамейски, все еще считаются в Сирии уникальным лингвистическим островком. В монастыре Святых Сергия и Вакха на горе, возвышающейся над городом, маленькие девочки читают туристам «Отче наш» на арамейском, в центре города в магазине сувениров продаются буклеты, посвященные этому языку.

Но островок за многие годы стал меньше, и некоторые местные жители боятся, что жить ему осталось недолго. Арамейскоговорящие христиане, некогда проживавшие на территории нынешних Сирии, Турции и Ирака, постепенно почти исчезли: одни уехали на Запад, другие приняли ислам.

В последние десятилетия процесс пошел быстрее после того, как многие иракские христиане бежали от насилия и хаоса в стране.

Профессор семитских языков Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Йона Сабар говорит, что сегодня Маалюля и соседние деревни, Джуббадин и Баха, являются «последними из могикан» западноарамейского языка, на котором, по всей видимости, говорил две тысячи лет назад Иисус в Палестине.

Маалюля со своими домиками, живописно притулившимися на склонах гор, когда-то была далеко от сирийской столицы, Дамаска, и местные жители проводили свою жизнь здесь. Но теперь здесь мало работы, и молодежь уезжает в город, говорит Хури.

Даже если они возвращаются, они уже почти не говорят на арамейском. Автобусы в Дамаск раньше ходили один-два раза в день, теперь – каждые 15 минут, дорога по хорошему шоссе занимает около часа. Постоянный обмен с большим городом, не говоря уже о телевидении и интернете, покончил с лингвистической исключительностью Маалюли.

«Молодые поколения утратили интерес» к арамейскому языку, печально говорит Хури.

Его внучка Катя, 17-летняя ясноокая девушка в джинсах, сказала несколько фраз по-арамейски: «Awafih» – «здравствуй», «alloy a pelach a feethah» – «Бог с тобой». Она изучала арамейский в основном в новой языковой школе в Маалюле, созданной два года назад, чтобы сохранить язык. Она знает еще несколько песен и учится писать на арамейском, чего ее дедушка никогда не умел.

Хури улыбается, слушая эти слова, но вспоминает, как 60 лет назад, когда он учился в школе, учителя били учеников, переходивших на арамейский, осуществляя таким образом политику «арабизации».

«Теперь все наоборот», – говорит он. В семьях говорят на арабском, а арамейский обычно учат в языковом центре, где учится и несколько иностранцев.

На центральном перекрестке поселка группа молодых людей около рынка, похоже, подтверждает мрачные предсказания Хури.

«Я немного говорю по-арамейски, но почти ничего не понимаю», – говорит 20-летний Фатхи Муалем.

20-летний Джон Фрэнсис говорит: «Мой отец написал книгу об арамейском языке, но я на нем не говорю» (западные имена распространены среди христиан в Сирии и Ливане).

Название Маалюля (по-арамейски значит «вход») взято из легенды, рассказывающей об уникальном религиозном наследии поселения. По легенде, святая Фекла, молодая красивая женщина, бывшая ученицей святого Павла, бежала из своего дома на территории нынешней Турции, потому что ее родители-язычники преследовали ее за переход в христианскую веру. Придя в Маалюлю, она увидела, что дорогу ей преградила гора. Она помолилась, и скалы расступились, а из-под ее ног забил источник.

Сегодня туристы гуляют по узкому ущелью, где, по легенде, прошла святая, а над утоптанной тропинкой возвышаются 100-футовые розоватые скалы. Неподалеку две дюжины монахинь живут в монастыре Святой Феклы и содержат маленький приют. («Мы учим детей читать «Отче наш» по-арамейски, – сказала монахиня в черном. – Но все остальное – на арабском».) В горе есть келья, считается, что в ней жила святая Фекла, и из нее горизонтально растет дерево.

Но даже христианская идентичность города исчезает. Мусульмане приходят на место эмигрирующих христиан, и теперь некогда христианская Маалюля стала почти наполовину мусульманской, говорят местные жители.

Лингвистическое наследие Маалюли привлекло интерес после выхода в 2004 году фильма Мэла Гибсона «Страсти Христовы» с диалогами на арамейском, латинском и иврите. Практически все в городе посмотрели этот фильм, но мало кто понял хоть слово. Это не их вина: в фильме говорят на разных диалектах арамейского, а произношение актеров не давало им понять хоть что-нибудь, сказала Сабар, профессор семитских языков.

Арамейский язык тоже изменился за эти века, впитав в себя черты сирийского арабского, сказала Сабар.

Но большинство жителей Маалюли убеждены в том, что древний язык их города – тот же, на котором говорил Иисус и заговорит вновь, когда вернется.

«Наши родители и деды всегда говорили с нами на этом языке, – говорит 50-летний водитель с морщинистым лицом. – Надеюсь, он не исчезнет».

Роберт Уорт

22 апреля

Источник: "InoPressa"/"The New York Times", США

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):