Мониторинг СМИ

«Куда бы ученый ни направил взгляд, он пытается найти истину».

Беседа с иеромонахом Дамианом (Вороновым)

Фото: bogoslov.ru

О том, как медицинское образование может помочь современному богослову, каковы перспективы нейротеологии и как современная апологетика может использовать науку, мы поговорили со специалистом по нейротеологии, преподавателем кафедры богословия Московской духовной академии иеромонахом Дамианом (Вороновым).

– Отец Дамиан, Вы получили медицинское образование и после этого поступили в семинарию. Нет ли чувства, что Вы, дипломированный врач, не выполняете какую-то часть своего призвания?

– Конечно, мысли иногда посещают. Особенно когда я вижу нуждающихся, которым нужна медицинская помощь. И я готов ее оказать, если это необходимо, будь то, например, паллиативная помощь, или кому-то срочно нужно сделать инъекцию, или провести иммобилизацию. В угрожающих жизни состояниях я, конечно, не буду стоять сложа руки. Но от практической медицины я действительно отошел, и сейчас меня больше интересуют вопросы, которые приводят к состояниям, требующим медицинского вмешательства. Зачастую это следствие образа жизни. Заболевания, с которыми мы сталкиваемся, если посмотреть серьезно и критично, в большинстве случаев связаны именно с этим.

– Говоря о врачах-священниках, сложно пройти мимо фигуры святителя Луки (Войно-Ясенецкого). Что Вы думаете о его умении сочетать служение церковное и медицинское?

– Конечно, это образец, на который я равняюсь. Практический опыт святителя Луки в медицине был удостоен Сталинской премии, деньги от которой он пожертвовал на детские дома. Его труд «Очерки гнойной хирургии» до сих пор является настольным пособием для гнойных хирургов. Много трудов по регионарной анестезии: как обезболивать, каким образом делать блокады при жизнеугрожающих состояниях – все это поражает.

Но особенно я был воодушевлен, когда прочел его книгу «Я полюбил страдание». Как можно полюбить страдание – в тот момент для меня было невероятным, совершенно непонятным феноменом. Но когда я погрузился в чтение его писем…Опыт общения с простыми людьми – более двадцати лет он провел в ссылках, и где бы ни оказывался, всегда был бодр духом и других воодушевлял своим примером. Уже поступив в семинарию, я познакомился с машинописью его проповедей. Очень интересны его размышления о взаимоотношениях духа, души и тела.

Решение принять священный сан и стать священнослужителем он принимает в самое непростое время – в годы гонений, и, несмотря на это, как мы знаем, он продолжал оказывать помощь и на медицинском поприще. Пожалуй, самая яркая фраза, которая ему принадлежит, – это ответ на слова о том, что нет доказательств существования Бога, – мол, покажите, где Он? Свт. Лука говорил: «Я много раз делал трепанацию черепа, но ума я тоже там ни разу не видел. А он есть».

– Почему Вы решили принять монашество? Какова жизнь академического монаха, который занимается наукой и преподаванием?

Это решение пришло не сразу. Сначала я прислушивался, присматривался, приглядывался, общался, узнавал, пытался найти точки соприкосновения и отличия, старался понять, каков график жизни тех, кто в Академии, тех, кто в Лавре. График жизни у академического монашества, конечно, имеет свою специфику. Деятельность, связанная с работой над текстами, статьями, преподаванием, научным руководством, накладывает свой отпечаток.

Сейчас мы в уникальной ситуации, теперь Академия и Лавра под управлением одного человека – преосвященного владыки Кирилла, епископа Сергиево-Посадского и Дмитровского, и во многом вопросы распорядка теперь можно регулировать быстрее. Вопрос о выборе пути именно академического монашества решился, пожалуй, в магистратуре, на первом курсе. Тогда я был уже готов и подал прошение.

Человеку, который ищет или пытается определиться, что конкретно ему подходит, важно иметь наставника, руководителя. Он подскажет, что лучше, как в известном стихотворении: «Кроха сын к отцу пришел, и спросила кроха – что такое хорошо и что такое плохо?». Слава Богу, такие руководители у нас есть, и всегда есть возможность обратиться и получить ответ на свои вопросы и чаяния, духовные и научные.

– Вы занимались нейротеологией, то есть научным обоснованием религиозного опыта. Это относительно новое направление в науке и богословии. Расскажите, пожалуйста, в чем его суть?

– Это интересное направление. Даже сам факт того, что мы говорим, а вы меня слышите, есть прямое отражение процессов, которые происходят у нас в коре головного мозга. С помощью технологий, которые сейчас стремительно развиваются, в том числе нейровизуализации, все это можно увидеть, даже в режиме реального времени.

Ученым, нейрофизиологам стало интересно, как проявляет себя феномен веры, можно ли его визуализировать, посмотреть, какие участки мозга отвечают за это. Что касается доказательств, которые можно было бы использовать, есть определенные сложности в оценке полученных результатов. Само направление отчасти спекулятивное, и посмотреть, ухватиться за определенный участок и сказать: «Ура, мы его нашли, именно здесь оно пребывает», – очень сложно. Но сами методы позволяют серьезно задуматься над тем, где граница того, что мы можем измерить, взвесить, визуализировать; а дальше область, которая недоступна для визуализации.

Отчасти это связано с трудной проблемой сознания: никто в здравом уме не станет отрицать, что он помнит себя в десятилетнем возрасте, двадцатилетнем – это поток его жизни, и он прекрасно себя осознает. Но как то, что мы называем субъективным опытом сознания, порождается серым веществом, похожим на тофу, которое у нас в черепной коробке, – это предельный вопрос естествознания, ответить на него невозможно. Есть различные гипотезы и теории, но прямого ответа нет. Хотя это очень интересно, когда в режиме реального времени можно смотреть картирование участков коры головного мозга: они, как лампочка, загораются, когда человек думает, что-то воображает или выполняет какое-то задание.

– Насколько я знаю, как медик Вы занимались как раз нейрофизиологией, то есть направлением в медицине, которое изучает функции нервной системы. Полученные знания помогают Вам в богословских исследованиях, в пастырской деятельности, в преподавании?

Тогда – в прошлой жизни (смеется), до монашества – меня всегда интересовал вопрос: что такое вообще мысль, как наша внутренняя речь устроена? Мы же можем говорить про себя или читать про себя. И эти вопросы, которые тогда у меня возникали, не находили должного ответа. Нам говорили, что мысль – это всего-навсего передача нервного импульса со скоростью 120 метров в секунду. У нас есть нервы с так называемыми перехватами Ранвье, возбуждение передается от одного нейрона к другому, потом эти ансамбли включаются, как гирлянды, – и вот так, собственно, ваша мысль и выглядит. Но это не было ответом на вопрос, что есть мысль, что есть наша речь.

Когда я уже поступил в семинарию, на первом курсе меня поразило определение языка по Буслаеву (мы его учили тогда наизусть), что это не случайное изобретение, а естественное выражение дара слова, которым Творец отличил человека от животных. В меде такого определения я не слышал ни разу ни от кого. И меня это поразило. Тем не менее поиск в направлении нейрофизиологии продолжается и сейчас. Мне очень интересно, и я делаю для себя некоторые выводы о том, как это все-таки можно выразить с помощью современных методов нейровизуализации. Наука не стоит на месте, динамично развивается. Вопросов, правда, в этой области больше, чем ответов.

Помогает ли мне это? Да. Это открывает новые горизонты, куда можно заглянуть, что-то неизведанное почерпнуть. Но измерить аршином… У Гёте в «Фаусте» Мефистофель говорит:

Ученый прежде душу изгоняет,

Затем предмет на части расчленяет

И видит их, да жаль: духовная их связь

Тем временем исчезла, унеслась!

Желание найти душу, поймать, ухватить не оставляет ученых и по сей день. Но результаты, которые мы получаем из открытых источников… Понятно, что у нас в Московской духовной академии нет клинической лаборатории, где мы могли бы проводить лабораторные исследования (смеется), или вивария, у нас другая специфика. Наша задача – это следующий уровень, который помогает ответить на запросы предыдущего уровня или, по крайней мере, задуматься над ними.

– Вы сейчас работаете над кандидатской диссертацией. Она связана с научными интересами, о которых Вы говорили выше?

– Ее тема – «Проблема поиска нейрофизиологических оснований морали», или нейроэтика. Она затрагивает множество дисциплин, но одна из сфер, которая мне интересна, – то, как человек принимает решения, как выглядит то, что мы описываем как силы души – чувство, ум и воля, – с точки зрения нейрофизиологии. Например, Дик Свааб, голландский нейрофизиолог, считает, что это всего-навсего вымысел, он описывает человека так: «Мы – это наш мозг». Но на самом деле это не так.

Как я уже сказал чуть выше, есть предельный вопрос о том, как головной мозг порождает то, что мы называем субъективным опытом. Ответа на этот вопрос нет. Есть провал в объяснении. И когда происходит диалог с представителями науки, с представителями богословия и философии – это прекрасная площадка для поиска совместных решений.

Есть вопрос о том, как человек принимает решения, как он делает выбор, что на это влияет. Знаменитый эксперимент Бенджамина Либета также свидетельствует о некоем праве вето. И вот кто накладывает это вето? Хотя в коре головного мозга уже готов потенциал действия – мы видим на экране монитора, что решение там уже принято, осталось только нажать на кнопку и выполнить задание экспериментатора, – но что-то блокирует его. И что это, кто это? Вопрос возникает интересный. Здесь мы переходим уже к сфере Духа, который «дышит где хочет».

Конечно, здесь же мы затрагиваем и проблему поиска критериев смерти человека: когда мы говорим о том, что он еще жив, а когда – что человек уже умер и перед нами всего-навсего искусственно поддерживаемая жизнь. Например, есть состояния, в которых человек никогда бы не захотел оставаться: это, например, состояние минимального сознания, minimal conscious state, вегетативное. И у нас нет критериев, по которым мы могли бы точно спрогнозировать, что через какой-то промежуток времени человек выйдет из этого состояния и снова станет действовать. Реаниматология – сравнительно молодая наука. Ее методы позволяют творить невероятное – поддерживать жизнь человека в пограничном между жизнью и смертью состоянии. Это очень впечатляет. Этот феномен затрагивает и вопросы распределения ресурсов здравоохранения, которые всегда ограничены, и вопросы биоэтики. Как правильно принимать решения, куда направить эти ресурсы? Все это требует осознания.

– Атеисты любят ассоциировать атеизм с научным знанием, но, как известно, наука не может доказать существование Бога, как и то, что Бога нет. И все же как современная апологетика использует современную науку?

Апологетика призвана защищать нашу веру (мы говорим именно о христианской апологетике), в этом смысле все аргументы, приводимые учеными, для нас являются прекрасным вызовом, который необходимо осмыслить и потом дать свой взвешенный, аргументированный ответ. Так или иначе, неверующих людей нет. Человек обязательно верит во что-то – либо в случайность, либо в какую-то гипотезу. Естественный поиск ответов на вопросы имеет три ключевых направления – истина, добро и красота: куда бы мы ни посмотрели, везде идет этот поиск.

Куда бы ученый ни направил свой испытующий взгляд, он пытается найти истину. И если он делает это искренне, то он ее найдет. Поиск истины всегда приходит и приводит к Богу – если человек искренне старается истину обрести. Есть такой вопрос: где проходит граница между органикой и неорганикой, где жизнь, а где все еще всего-навсего набор молекул? Где вот эта линия или граница? Если с помощью набора ДНК или матричной РНК создать искусственную клетку (что только предстоит еще совершить), она не сможет сама воспроизводить себя. Или органоиды, которые сейчас в лабораторных условиях создают, например, из нейронов, которые уже могут проявлять какую-то активность друг с другом, – это интересно. Но куда бы человек ни посмотрел – или медицина, или химия, или физика, в принципе естественные науки – все они так или иначе упираются в предельные вопросы естествознания. И когда доходит до них, на помощь может прийти именно богословие, которое предлагает подумать над этим.

– Вы ведете курс «Современные вызовы христианской вере» в магистратуре. Какие именно вызовы Вы изучаете? Это вопросы, связанные с биоэтикой, вопросы ЭКО, эвтаназии или что-то еще? И есть ли у богословия убедительные ответы на эти вызовы, успевает ли оно за развитием медицинских технологий и мнений о возможности и применимости этих технологий?

Сейчас этот курс ведет отец Павел Великанов, у меня уже просто не хватает времени. Ранее мы вели эту дисциплину с ним вместе. Те запросы, которые вы перечислили, действительно нуждаются в ответах. Также мы рассматриваем вопросы трансгуманизма, критических состояний, токсической веры, вопросы различных медитативных практик – как это происходит с людьми, что нужно подсказать человеку, чтобы он не заблудился, не уходил туда, куда не нужно, оставался в православии. Перечисленные вопросы требуют дополнения к принятым в 2000 году «Основам социальной концепции Русской Православной Церкви».

Очень остро сейчас стоят вопросы, связанные с биоэтикой. Остановить развитие этого направления науки невозможно. Но в ней есть сферы, куда человеку следует вмешиваться, а есть границы, переходить которые нельзя. Это важно зафиксировать.

Сейчас готовятся дополнительные положения к «Основам социальной концепции». В Межсоборном присутствии была создана отдельная комиссия по биоэтике, которую владыка Силуан, епископ Петергофский, возглавляет. Это тоже свидетельствует об актуальности и остроте этих вопросов.

– А вопросы биоэтики часто приходится обсуждать с людьми, которые приходят на исповедь или за советом?

По личному опыту могу сказать, что эти вопросы задают, спрашивают и интересуются. Лично я сталкиваюсь с ними не очень часто, но у некоторых священников в пастырской практике они стоят остро. Например, приходят люди, которые хотят стать родителями, но в силу каких-то обстоятельств могут использовать только экстракорпоральное оплодотворение. Понятно, что репродуктивный возраст ограничен, и если они приняли решение об экстракорпоральном оплодотворении, следует обязательно обсудить это со специалистом-медиком. Но все, что искусственно, имеет и свои побочные эффекты. Это тоже надо учитывать, и это непросто. А что ответить священнику? Это и требует особой проработки, особого пастырского попечения.

– Еще один своеобразный вызов современности – очень активное развитие психологии. Многие люди, в том числе верующие, обращаются к психологам и психотерапевтам, чтобы справиться с какими-то эмоциями, ситуациями и переживаниями в своей жизни. Как Вы думаете, почему им недостаточно веры и религиозных практик? Коренятся ли проблемы психики в нашей греховности?

Психология – интересное направление, особенно экспериментальная психология. Много интересного там можно узнать, какие-то данные почерпнуть. В Академии есть курс «Основы пастырской психиатрии и психологии», который ведет Григорий Иванович Копейко, он как раз помогает будущим священникам понять, что иногда человеку в определенном состоянии необходимо обратиться к специалисту, и это нормально. Не нужно включать младостарца и говорить ему: «Сейчас я сотворю молитву, и произойдет исцеление». Если по определенным критериям и симптомам понятно, что человек, который пришел на исповедь, нуждается в помощи специалиста, – хорошо бы это заметить и человека к специалисту направить. Общение с такими людьми иногда ставит священника в тупик, то есть непонятно, что происходит. А при правильно подобранном курсе психофармакологии, то есть препаратов, которые сейчас есть, пациенты остаются в социуме, не выпадают из него. Это в первую очередь относится к органическим состояниям поражения головного мозга или дисбалансу нейромедиаторов – в этом случае необходимо подлечить человека, вывести его на нормальный уровень.

А проблемы, которые обсуждает психология, зачастую порождены двумя причинами: отсутствием любви и страхом, который движет человеком. Во многих случаях человек боится чего-либо, но совершенная любовь изгоняет страх, а боящийся несовершенен в любви, как говорит Иоанн Богослов. И когда человек понимает, что его любят… В первую очередь, конечно, его любит Сам Бог. Когда он понимает, что это правда, священник ему говорит об этом – здесь происходит уже потихонечку изменение направления. Потому что христианство – это любовь, потому что Бог Сам есть любовь. Это преображает душу собеседника.

Те знания, которые предполагают использовать психологи, те техники, которые они предлагают, – интересны и заманчивы. Но если мы посмотрим на опыт православной аскетики – он очень богат, используя его, зачастую можно решить эти вопросы.

Кстати, есть мнение, что некоторые подходы в психотерапии принципиально несовместимы с христианством и не подходят человеку православному. Например, говорят, что гештальт-психотерапия якобы представляет собой полную противоположность христианской аскетической практике: христианская аскетика утверждает, что какие-то побуждения человека нужно сдерживать, чтобы не совершить греха и тем самым не впасть в состояние еще более худшее, а в это время гештальт-терапия считает, что человек должен реализовать все свои нереализованные потребности и тем самым стать счастливым, что, в свою очередь, может привести к прямому одобрению греха…

Когда мы говорим о том, чтобы стать счастливым, тут важно понимать, что счастье – это быть с Богом. Потребности у людей бывают разные – можно вспомнить знаменитую пирамиду потребностей Маслоу, – и человек стремится их удовлетворить. Но когда мы говорим о православной аскетике, мы говорим о преображении.

В рамках аскетики человек направляет свою энергию на то, чтобы достичь высшей цели. Если мы говорим о противоположном направлении, несовместимом с христианством, – человек стремится насладиться, получить это мимолетное счастье, как правило, земное, привязанное к временному, он не достигает этой цели, все, как песок сквозь пальцы, сыплется, а после наступает опустошение. Человек не видит цели, не видит того, что последует. А в православной аскетике мы говорим: «Горé имеем сердца», – то есть мы стремимся туда, преображая себя и направляя свой вектор ко Христу, Который есть путь, истина и жизнь.

Если человек это осознает, если он попробует на собственном опыте выполнить определенные шаги – постепенно, потихонечку он будет по этой лестнице подниматься. Это то, о чем говорит Иоанн Лествичник. И он преображается, действительно становится с-частливым, то есть с частью Бога, он соединяется с Ним. И вместе с этим приходит еще с-мирение – он с миром все это воспринимает.

– Отец Дамиан, и последний вопрос. Важная часть Вашего преподавания – это теодицея, то есть проблема объяснения наличия зла в мире, сотворенном Благим Богом. Войны можно объяснить наличием у человека свободной воли, но что мы можем сказать о болезнях и смертях невинных людей и особенно детей?

– Да, термин «теодицея», который был предложен Лейбницем, обрел широкую популярность, его используют и по сей день. Эта проблематика не потеряла своей актуальности, потому что ответить на эти вопросы так, чтобы были удовлетворены все, не получится. Есть одно произведение – достаточно зубодробительное, очень непростое чтение, книга Алвина Плантинги «Аналитический теист», где автор на протяжении трехсот страниц пытается привести читателя к мысли о том, что веровать в Бога – разумно, что пытаться найти ответы, докопаться до причин всего происходящего – это только начало пути.

Понятно, что мы не можем упразднить выбор человека, его свободную волю. Это великий и одновременно страшный дар, которым человек распоряжается. И от этого уже, очевидно, мы имеем определенные последствия – будь то какие-то изменения климата, изменения условий проживания, загрязнение атмосферы, которые сказываются в том числе и на последующем потомстве, – и все это накапливается.

Какой вывод можно сделать? По крайней мере я для себя сделал вывод, что эти явления как раз и призывают к тому, чтобы мы сами научились любить людей – и тем самым выросли в любви по отношению к ближнему, используя свою свободную волю по отношению к ним. И это поможет уменьшить количество страдания в мире.

Беседовал Александр Карасёв

12 марта 2024

Источник: "Богослов.ru"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):