Репортажи

"Хатима това!", или йом-кипур на "русской улице"

С вечера среды, 12 октября до вечера четверга весь Израиль погрузился в атмосферу "Судного дня" – "Йом-кипура". В этот день, по мнению иудеев, Бог подписывает приговор каждому человеку, то есть вершит частный суд по отношению к людям. Иудеям предписывается соблюдать строжайший пост – ничего не есть, не пить и даже не умываться от заката до заката. На территории Израиля закрываются все учреждения, не работают рестораны, магазины, поликлиники, аптеки, банки, почтамт. Закрывается аэропорт "Бен-Гурион", не ходят автобусы, маршрутки ("манитки", как их здесь называют), даже такси вызвать практически невозможно. Не работают ни радио, ни телевидение, на улицах замирает движение, во многих домах даже гаснет свет, поскольку существует предписание о запрете возжигать светильники после захода солнца.

Религиозные евреи, впрочем, предусмотрительно зажигают свет в домах перед заходом солнца, обходя таким образом запрет Судного Дня. То же самое происходит каждую пятницу вечером – хозяйка дома зажигает свет, который не тушится до субботнего вечера. На кухне горит шаббатняя горелка, от которой зажигаются остальные конфорки, лифты в домах ходят постоянно, останавливаясь на несколько секунд на каждом этаже.

Подготовка к Судному дню начинается за десять дней до йом-кипура, сразу после празднования Рош-а-шана – еврейского Нового года. Процесс Небесного суда, согласно Талмуду, также начинается после Рош-а-шана и завершается в йом-кипур. Дни между этими двумя праздниками называются "днями трепета", поскольку покаянием и совершением добрых дел возможно изменить к лучшему свой приговор на грядущий год. С этой же целью в эти дни рекомендуется испросить прощения у всех ближних.

Именно в йом-кипур приговор Небесного Суда скрепляется последней подписью, после чего его уже невозможно изменить.

Отсюда и праздничное пожелание – "Хатима това!" – "Хорошей подписи!"

Накануне йом-кипура в магазинах предпраздничное оживление – все стараются закупить продуктов на выходной день. Несмотря на то, что этот день почитается как день трепета перед предстоящим приговором, многие израильтяне, особенно русскоязычные, воспринимают его как один из праздников, который и следует провести по-праздничному – с выпивкой и закуской. Хозяин одного из "русских" магазинов в Тель-Авиве признался мне, что накануне йом-кипура особенно хорошо раскупается недорогая украинская водка, которую весьма ценят обитатели "русской улицы", куда относят всех выходцев из СНГ.

У некоторых членов русской алии сложились свои, своеобразные представления о сути праздника. Хозяин другого русского магазинчика в ответ на мои поздравления с праздником объяснил мне, что этот день – не праздник, а день поминовения, типа родительской субботы.

– Я всегда с утречка иду в синагогу, – пояснил он, – ставлю там свечку родителям и слушаю этот, такой специальный, как же его…

– Кидуш, – подсказываю я, видя его затруднение.

– О, точно!– радуется он, – Каждый год хожу в синагогу.

– Надо же, какой ты, оказывается, религиозный, – не без ехидства вставляю я (в его магазине всегда можно купить сало, свинину и прочие некошерные вкусности).

– Не. Я нерелигиозный, – качает он головой, – Но родителей-то надо помянуть, что ж делать!

У некоторых "русских" почему-то сложилось мнение, что йом-кипур каким-то образом связан с памятью жертв Холокоста.

– Надо будет завтра помянуть, – говорит один пожилой человек другому.

– Ага, – хмуро кивает другой, – Марокканцы завтра распоминаются, помиральный день себе устроили, как будто они в Холокост помирали.

Даже и в этот день не обходится без межэтнических противоречий – "марокканцами" здесь называют любых евреев – выходцев с Востока, между ними и европейскими евреями – "ашкенази" – существует достаточно ощутимое напряжение.

– C праздничком! Хатима това! – говорит пожилая женщина продавщице. – Завесь мне полкило сосисочек да колбаски понежнее.

– Это не праздник, – наставительно отвечает продавщица, но колбасу завешивает.

– А если не праздник, то почему ж все водку берут? – тихо спрашивает ее другая продавщица.

– Не запретишь, – хмуро кивает наставленная в теологии первая и начинает отрезать колбасу.

Я тоже решил кое-что закупить, да и пригласить на выходной своих знакомых – православных. Набираю номер мобильника, или "пелефона" по-здешнему.

– Привет, Сань! Заходите завтра, мы уже все купили.

– Да нет, Андрюха, завтра ж йом-кипур – и не посидишь.

– Отчего ж не посидеть-то?

– Ну как… Надо ж поститься, – отвечает мой знакомый, кстати сказать, чистокровный русский, периодически посещающий один из монастырей в Иерусалиме.

– Ты что, иудеем заделался, что ли? – подначиваю его я.

– Ма питом! ("С какой стати") – возмущенно отвечает Саня, которому, между прочим, не чужд бытовой антисемитизм, нередко встречающийся в смешанных семьях. – Просто пост есть пост, приговор же подписывается. Так что зайдем в пятницу, вот тогда и посидим, с мясцом и всем остальным.

После обеда все магазины закрываются, и наступает затишье. Перед заходом солнца на улицу выходят религиозные жители, одетые во все белое – начиная от белых кип до белых туфель. Особенно эффектно смотрится этот наряд на многочисленных эфиопах, которые также спешат в свои, эфиопские, синагоги. (В каждом городе существуют по крайней мере три типа синагог – ашкеназийская, сефардская (некоторые называют ее "марокканской") и эфиопская. Не менее многочисленные "датишники" – так "русские" здесь именуют ульраортодоксов – почему-то не меняют своего траурно-черного наряда и щеголяют в обычных угольного цвета лапсердаках.

Вскоре после праздничного гуляния наступит, наконец тишина, которую не будет нарушать даже стук молотка и визг дрели – все последние дни перед Йом-кипуром эти звуки услаждали наш слух, причем исключительно по ночам. Дело в том, что все живущие поблизости религиозные евреи принялись загодя строить "суки" (ударение на последний слог) – кто на балконах, кто на участках перед домом, а кто на огороженных крышах. "Сука" (куща) представляет собой нечто вроде разборного фанерного киоска, который изнутри украшается всякой мишурой. Именно в нем и полагается кушать всякому правоверному иудею во время всего грядущего праздника Сукот, наступающего через 4 дня после йом-кипура. "Сука" должна напоминать евреям об их странствовании по пустыне.

Радуясь наступившей тишине, я вышел на улицу подышать теплым октябрьским воздухом. По противоположной стороне улице, заложив руки за спину, важно вышагивает внушительных размеров ультраортодокс. По случаю праздника его голову украшает нечто вроде высокой меховой папахи, или скорее камилавки, естественно, черного цвета, а плечи – широкая черно-белая накидка с кистями (талит). Вдруг этот почтенный господин с неожиданной резвостью бросается в сторону и пробегает весьма приличное расстояние, после чего снова продолжает свое торжественное шествие. Я замечаю спокойно семенящую по тротуару собачонку – она-то и стала причиной неожиданного забега. Дело не в том, что датишник испугался собачьих зубов (собаки здесь вообще весьма миролюбивы) – просто прикоснуться к нечистому животному, да к тому же, накануне йом-кипура является событием настолько неприятным, что ради того, чтобы его избежать, не грех и забыть о своем достоинстве.

Возвращаясь с прогулки, я сталкиваюсь на лестнице со своим соседом – тоже ультраортодоксом, который резво сбегает вниз по ступенькам.

– Хатима това, Моше! – приветствую я его, – Куда спешишь?

– В синагогу, – со вздохом отвечает он.

– Жарко тебе?

– Ужас! – качает он головой и расстегивает две пуговицы на лапсердаке.

– Так сними! – шутливо советую я.

Моше разводит руками.

– Нельзя! – тихо говорит он, – Эйн малоосот… Ничего не поделаешь… Я же дати (религиозный). Хатима това, бай! – и он продолжает свой бег.

Андрей Сосновский

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):