Статьи

Вёшки над страной

Событием конкурса видео- и телевизионных фильмов Международного кинофорума «Золотой витязь», проходящего в эти дни в Серпухове, стал показ картины московского режиссера Бориса Лизнёва «Вешки над рекой» (студия «Россия: XXI век». Лауреат международных фестивалей (Гран-при МКФ «Окно в Европу» в Выборге картине «Зеленинский погост», награда «Скобелевскому маршу» на кинофоруме «Золотой Витязь») Б. Лизнёв плодотворно работает в кино последние 20 лет, оставаясь, как и многие талантливые отечественные кинодокументалисты, «широко известным в узком кругу». Режиссер в своих картинах подходит к вопросу христианства как основе народной жизни.

Строго говоря, фильмы режиссера нельзя причислить к сугубо документалистике. Режиссер работает в редкой манере художественного кино, созданного неигровыми средствами. Вопросы о границах жанров – самые неразработанные в отечественном киноведении, поэтому употребляемые дефиниции зачастую совсем неточны и не дают читателю, не знакомому с творчеством того или иного режиссера, представления о характере этого творчества. Да и сами специалисты, познакомившись с работами режиссера, затрудняются, куда же его отнести. После просмотра «Вешек над рекой» раздавались мнения: «Вы работаете так, как никто», «Вы ни на кого не похожи», «Вы создали свой язык удивительной выразительности и емкости». Ценно было замечание собрата-режиссера (а «собратья», как известно, не склонны расточать дифирамбы чужому творчеству): «Ты сделал такое кино, какое я мечтал сделать всю свою жизнь. Я потрясен».

Борис Лизнёв верен в своем творчестве теме России, ее истории, личностям, приумножившим славу Отечества, ее крестному пути. Тема не новая, а в последнее время даже официально декларируемая и популярная. Перефразируя замечание искусствоведа И. Языковой по поводу современной религиозной живописи, где «очень тонка грань между правдой и ложью», отметим, что это характерно и для темы России. Особенность фильмов Б. Лизнёва – «Зеленинский погост», «Вологодские, тамбовские, тверские», «Неоставленные», «Лукошко от дождя», «Прямой путь», «Скобелевский марш», «Окно» – в том, что художник эту грань чувствует, его творчество овеяно глубокой любовью к родине и народу и отмечено печатью истинного таланта.

Действие «Вёшек над рекой» происходит в маленьком провинциальном городке, раскинувшемся по обоим берегам реки. В весеннее половодье река разливается, и нижняя часть города «оторвана» от центра, затруднены сообщения и подвоз провизии. Как можно догадаться, такие ЧП случаются каждый год, и каждый год героическое сопротивление природной стихии являет образцы мужества и самоотверженности в назидание  подрастающему поколению. Стилистика повествования реалистическая: камера показывает обыденное течение жизни маленького городка, и о весенних событиях мы узнаем из торжественной речи, произнесенной на праздничной церемонии, посвященной Дню Победы. Но рассказанное в нашем восприятии, неразрывном от нашей российской действительности (в которой такие ежегодные весенние ЧП, впрочем, как и любые другие – вещь совсем не чрезвычайная, и произнося аббревиатуру «ЧП», мы-то знаем, что ничего чрезвычайного здесь, кроме названия, нет), переходит в обобщающий символ. Вот она, наша исконная российская «героическая» реальность.

Небольшой пример, как режиссер строит художественную ткань картины – без внешних эффектов, но пробуждая наше сотворчество, заставляя посмотреть на происходящее эпическим взором. Пред нами воскресное утро, по улицам городка прогуливаются люди, пробежал ребенок, прошли два юноши, а навстречу им две девушки, удивительно похожие друг на друга прическами и манерой одеваться. Девушки прошли, а юноши растерянно несколько мгновений смотрят им вслед. Вот и все. Но какой экзистенциальный драматизм жизни, как в дневниках у Достоевского, описывавшего воскресную прогулку рабочих семей по улицам Петербурга. Как и петербургские рабочие, наверное, эти двое пареньков тоже этого драматизма не почувствовали. Может, легкую досаду: «Такие модные красавицы, молодые и уверенные, и прошли мимо», – словно написано на полурастерянных, полувосхищенных лицах молодых людей. Но экзистенциальная грусть фиксируется камерой (вспомним это пронзительное сочувствие Ф. Достоевского, Ф. Мориака, Т. Манна к обнаженности и незащищенности человеческого чувства, которого сами его носители – персонажи или реальные люди – скорее всего и не чувствовали). Но если в литературе это можно было бы отнести к особенностям восприятия художника, то увиденное на экране производит завораживающее впечатление. Здесь пример особенности кино, которую французский теоретик Луи Деллюк назвал «фотогенией»: способностью камеры видеть скрытую сущность вещей. В смысле деллюковском, не извращенном и не растиражированном в нашу «фельетонную эпоху» – фотогения как красивая приятная картинка – кинематограф Бориса Лизнёва фотогеничен. Он дает нам возможность приблизиться к внутреннему миру, к чувствам и переживаниям его героев, даже проходных персонажей, а такая приближенность – уже интерес к ближнему. Интерес рождает сочувствие, а сочувствие – любовь. А к ней – этой любви к ближнему – и должен стремиться христианин. И в этом смысле, на мой взгляд, кинематограф Лизнева – христианский. Не декларированно, а сущностно. В его фильмах нет ни одного персонажа, к которому автор бы относился без интереса и без сочувствия.

Вот перед нами молодая талантливая фотограф, несмотря на свой возраст достигшая мастерства в своем искусстве и представившая его на выставке. Девушка симпатична, умна, жива. Ее фотографии мастеровиты, но на них – обнаженные старые люди. На Западе это было модной темой лет десять-пятнадцать назад, но в восприятии зрителей – провинциальных русских людей – это Хамов грех. И они подвергли молодого автора нещадной критике. Как показывает своего персонажа автор? С сочувствием и симпатией – талантливая, умная девушка, молодая и подверженная всяким модным веяниям. Ничего, даст Бог, образумится – мудрость приходит с годами. И эта мудрость предстанет на экране вскоре в лице древней старухи, с палкой в красивой старческой руке, похожей на корни деревьев, как на картинах Рембрандта. Она расскажет, как любила в молодости одного парня и, не выйдя за него замуж, осталась верна своему чувству.

Чувство всегда высоко, и объект, его пробудивший, здесь не так уж и важен. Любовь задала высокую планку всей ее жизни, цельной и бескомпромиссной. Мудрая православная женщина, обретшая истину во Христе и Его Церкви, она говорит нам, что была счастлива, ведь всю ее жизнь пронизала любовь. Особенно трогательно звучат исполненные ее старческим слабым голосом, но таким проникновенным и любящим, духовные песнопения.

Вот, вектор задан: режиссер показывает нам двух женщин, одну в начале своего пути, другую – в конце. Перед первой выбор – богемность и творчество как способ самовыражения либо истина как формообразующая жизни, творчество как способ соотнесения идеала с действительностью. Увидеть сущностное в этой старой женщине – христианство как способ жизни – вот выбор художника. Слушая исповедь, такую искреннюю и неподдельную, этой женщины, которая представить не может, как можно жить иначе – для нее христианское состояние ее души естественно, как для ребенка душевная ангельская чистота – вспоминаешь снимки девушки-фотографа.

Но у автора это не назидательное сравнение. Он показывает девушке, что есть выбор: как говорил А. Довженко «двое стоят у лужи – один видит там грязную воду, а другой – отражающиеся в ней звезды».

И здесь мы затронем важный вопрос, который режиссер поднимает в каждом своем фильме. Безусловно, он в традиции Достоевского – видеть в русских людях «народ-богоносец». Для Б. Лизнёва это – не повод к идеализации, как впрочем и для Достоевского, а духовно-исторический вектор нашей страны и ее народа, наша общая огромная ответственность и перед собой и перед всем человечеством, если хотите. В наше время господствующего в искусстве и литературе постмодернизма с его тенденцией к ёрничеству и десакрализации, верность в искусстве этой идее Достоевского – исповеднический выбор для художника.

Листая глянцевые журналы, иллюстрирующие жизнь нашей литературной и кинематографической богемы, как не вспомнить слова из «Зеркала» Тарковского: «Художник призван пробуждать высокие чувства в человеческих душах, а не пестовать толпу идолопоклонников». Кстати, фильмы А. Тарковского в наше время более злободневны, чем в годы их создания. Гений творил для вечности, провидя те бездны, о которых мы тогда даже не догадывались. Картины Бориса Лизнева пробуждают высокие чувства. Наблюдая за жизнью, психологией, поступками и реакцией на какие-либо события своих героев, режиссер показывает, что вся их жизнь пронизана, пропитана христианством. А как может быть иначе, если весь уклад жизни народа, его этический кодекс, традиции был сформированы православием. Поэтому и церкви закрывали или разрушили, не одному поколению в школах и вузах внушали научный атеизм, вели широкую антирелигиозную пропаганду, а народ русский все же сущностно остался религиозным. Как пишет греческий старец Паисий Святогорец, однажды к нему пришла несчастная мать, сетуя, что ее сын отпал от Церкви. Старец спросил ее, как часто в детстве она водила его в Церковь и причащала. Женщина ответила, что сын причащался регулярно до своей юности. «Тогда не беспокойся – твой сын устоит. Это как в строительстве: когда столб должен держать подмостки в воде, его долго до этого пропитывают маслом и потом ему уже вода не страшна. Так и дети, которые все детство «пропитывались» благодатью духовной, несмотря на всякие штормы и искушения устоят». Так и народ русский, всеми своими традициями, культурой и искусством «пропитанный» православием, устоял во всех исторических перепетиях. Поэтому отчаявшись бороться с религиозностью народной, решили бороться и истреблять сам народ. Но Бог Россию не оставляет. «Неоставленные» – так называется один из лучших фильмов Б. Лизнёва.

Кто же герои «Вёшек над рекой»? Главный редактор провинциальной газеты, любящий свой город, знающий всех его жителей, ищущий народный таланты. Вот он правит рукописи стихов местных поэтов, вот слушает последние произведения местной женщины-композитора, вот участвует в дискуссии по поводу выставки уже нам знакомой девушки-фотографа. Руководитель фотокружка, занимающийся детьми из неблагополучных семей, и сам художник, снимающий портреты своих земляков, чтобы открыть миру, да и им самим, красоту их душ.

Один из его «натурщиков» – неказистый и страдающий от своей некрасивости мужик, видно, пьющий и колючий, прозванный «Горынычем». И на наших глазах, перед объективом фотографа, размягченный интересом к себе и симпатией со стороны своего ближнего, этот Горыныч, которого хотелось назвать «Горинычем», превращается в прекрасного, озаренного радостью и грустной нежностью человека.

Еще один герой – местный философ. Как высоко он говорит о сущности жизни, передавая нам в духовное завещание всю мудрость пережитой им истины. И говорит он это перед лицом смерти – через неделю после съемок он умер. Неизлечимо больной, обращаясь к нам, он знал, что каждое его слово огласится в вечности. Спасибо режиссеру, что он дал нам пережить то, чего в жизни не каждый удостаивается – прикоснуться к вечности и истине через другого человека, который у порога ее стоит.

Можно сказать, что в картине коллективный герой, как и место действия – не один город, а четыре городка Нижегородской губернии, лежащие у известного Макарьевского монастыря. Именно монастырь – центр этого «коллективного» пространства. Но все же главным героем нужно назвать местного блаженного, который разочаровался в человеческом благородстве, перестал с людьми разговаривать, но не перестал для них трудиться и им помогать. Он трудится беспрестанно и бескорыстно, являя всем характерный образец русского человека, известный нам по русской литературе. Толстовский Платон Каратаев, Макар Долгорукий из романа Достоевского, Бирюк Тургенева, герои «Очарованного странника» Лескова и «Степи» Чехова... Каждый год, когда река замерзает, он первый ее переходит, оставляя на пути воткнутые в снег еловые лапы. Это вешки, указывающие путь.

Финальная сцена: главный редактор, диктуя секретарю текст новостей для свежего номера, глядит в окно и видит переходящего лед героя, расставляющего вешки. Редактор задумывается, смотрит на заснеженные поля, реку, переходящего по ней человека, на виднеющийся на том берегу монастырь, по радио звучат стихи Николая Рубцова. Редактор диктует новость: вёшки расставлены – реку можно переходить.

Вот какой образ создал режиссер средствами реалистического кино, без внешних эффектов, надуманных символов, псевдофилософских аллюзий. Все просто, но это глубинная простота эпичности. Слава Богу, что в нашем российском искусстве еще есть кому расставлять вёшки.

Лариса Лапшина

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):

Материалы в данном сюжете

31.05.2006 22:50 | Благовест-инфо
Вручены награды XV Международного кинофорума "Золотой Витязь"

31.05.2006 14:51 | Благовест-инфо
Расшифровка голоса любви

29.05.2006 12:23 | Благовест-инфо
Съезд Международного объединения кинематографистов славянских и православных народов прошел в Серпухове

25.05.2006 10:02 | Благовест-инфо
Премии Славянского фонда России вручены Николаю Бурляеву и Александре Очировой

22.05.2006 17:29 | Благовест-инфо
XV Международный кинофорум «Золотой Витязь» открылся в Серпухове

16.05.2006 23:11 | Благовест-инфо
«Мы не гоняемся за эффектными именами, а ищем духовную сущность», – Николай Бурляев о кинофоруме «Золотой Витязь»