|
Детские санатории в России — забытый опыт благотворительности
Доктор Рассел и рождение первого санатория
Век XVIII только вступил в свои права. Врачи широко назначают такие средства, как кровопускания и клизмы. Если не поможет,— ртуть и серу. Разумеется, внутрь! Если и они не помогут, то используем более сильные средства — яды, а также можно искусственно вызвать у больного абсцесс, для оттока «вредных соков». Когда болеет ребенок, средства мало отличаются, ведь ребенок — это маленький взрослый, и только крамольные молодые врачи начинают в этом сомневаться. Впрочем, перед большинством болезней (золотуха, костный туберкулез...) медицина бессильна....Королевское медицинское общество гудит в возмущении: какой-то неизвестный доктор Рассел только что сделал доклад о лечении золотухи у детей — тяжелого, хронического, вяло текущего заболевания лимфатических узлов. Он говорит, что золотуха излечима и для этого не надо ртути и прижиганий!—Вспомните, что писали древние врачи, Гиппократ и Гален! — восклицает эмоциональный Рассел.— Морской воздух, пребывание у моря и купания — целебное средство, дарованное самой природой. Мы не вправе лишать маленьких страдальцев надежды только из-за того, что не хотим вспомнить, что именно ваннами Антоний Муза спас императора Августа от неизлечимой болезни. Джентльмены! Вы видели представленных мною больных (бывших больных!), слышали, как их матери со слезами радости рассказывали об исцелении детей. Польза от морского лечения несомненна. Я обращаюсь к вам за поддержкой. Это лечение должно быть доступно не только детям из обеспеченных семей, но и детям из семей небогатых, чьи родители-бедняки не в состоянии вывезти их к морю. Мы должны организовать общественную приморскую лечебницу для золотушных детей.—Я читал вашу диссертацию, доктор Рассел,— поднимается с председательского места почетный королевский врач, доктор Ньюман.— Она называется «О золотухе, или Об использовании морской воды при болезнях желез», не так ли?Рассел энергично кивает головой и желает что-то еще сказать, но Ньюман делает жест, заставляющий молодого врача замолчать:—Все это никуда не годится, молодой человек,— говорит старый врач.— Это взбалмошные идеи, не имеющие под собой реального основания!—Позвольте,— раздается голос с французским акцентом. Это хирург, прибывший на заседание из Бордо.— А мне, напротив, кажется, что доктор Рассел совершил смелый поступок, вернувшись к великому Гиппократу, и мы с вами, месье, присутствуем при новом открытии античной медицины!—Герр Ньюман, позвольте мне заметить, что целительное пребывание у моря отмечено и в моей работе, где я описываю истории семи больных, лечившихся под моим наблюдением на острове Норденей, на берегу Северного моря! — подхватывает гость из Германии, маститый терапевт.—История нас рассудит! — парирует председатель.—Я не намерен ждать суда истории! — заявляет Рассел.— Больным некогда ждать! Я буду действовать!—Что ж,— скептически улыбается королевский врач,— Вам будет нелегко, молодой человек. Собрание закрыто, джентльмены!...Идут годы. Рассел продолжает лечить своих пациентов и, пробивая косность британских чиновников и коллег, находит все больше и больше последователей. Его пациенты приезжают на берег моря в маленький городок Маргейт, расположенный в устье Темзы, со всей Англии. Но государственное лечебное учреждение там так и не было организовано: больные живут на частных квартирах, наиболее зажиточные покупают домики. Это не то, чего добивается доктор Рассел, выступая на всех заседаниях Королевского медицинского общества. Наконец, спустя 40 лет, уже седой, но имеющий более полусотни учеников и в два раза больше научных трудов, по-прежнему энергичный и оптимистичный, он получает долгожданную резолюцию: высочайшей волей в Маргейте открыта Королевская приморская лечебница на 250 коек для бедных золотушных детей.На церемонии в адрес Рассела, держащегося с достоинством, но не скрывающего радости, сыплются поздравления — и это после стольких лет остракизма со стороны официальной медицины. Молодой французский хирург с жаром рассказывает о вдове из городка Сетт, Корали Хинш, которая собирает в своей маленькой приморской лечебнице детей-калек, больных туберкулезом костей. Она достигла невероятных успехов: прежде с трудом двигавшиеся и не способные ни к какой работе, дети встали на ноги! «Мой друг, хирург Перрошо из Монреаля, начал заниматься такими детьми — и что, вы думаете, ему сказали наши седовласые эскулапы? Парижская медицинская академия не поленилась написать статью под названием: „Грубейшее медицинское заблуждение“. Ни больше, ни меньше! Как тяжело доказывать очевидное, не правда ли, коллеги?»
Европа — преемница Альбиона
Эстафету Рассела подхватили в вечной сопернице Альбиона — прекрасной Франции. Перрошо не испугался резолюции Парижской медицинской академии и продолжал лечение детей и взрослых в приморских лечебницах — или, как их называли, «станциях» в городках Берке (недалеко от города Лилль) и Граффье. Энтузиазм Перрошо был поддержан мэром города Марселя, чья семья ощутила на себе эффективность морского лечения, и вскоре вместо частных благотворительных маленьких лечебниц стали открываться муниципальные. В Берке вырос целый санаторный город, который возглавил друг и сподвижник хирурга Перрошо — Бержерон. Он основал Французское национальное общество морских госпиталей. «Смерть ребенка, пораженного туберкулезом, обходится обществу гораздо дороже, чем исцеление его в санатории,— говорили французские фтизиатры, призывая сделать борьбу с туберкулезом у детей не частной, а государственной инициативой.— Чтобы не умирали от туберкулеза молодые люди в расцвете сил, надо лечить детей, ведь туберкулез взрослых есть только заключительный аккорд той песни, которую пели ребенку в колыбели». Французские идеи стремительно распространяются в Италии, Германии, Дании. В Австрии знаменитый педиатр и фтизиатр Пирке устраивает особую детскую клинику, режим и условия которой максимально приближены к санаторным. Наконец очередь доходит и до России. На пороге — XX век.
Русский Рассел
Военный врач, хирург, ассистент консультант-хирурга Кавказской армии К.К.Рейера, Николай Александрович Вельяминов после напряженной практической и научной работы в госпиталях (он занимался антисептическим лечением ран) тяжело заболевает легочным туберкулезом и вынужден уехать в Европу, чтобы поправить там свое здоровье. Здесь он знакомится с новейшими достижениями научной мысли европейцев и в том числе — с санаторным лечением туберкулеза. Испытав на себе целительное действие климатотерапии, он с новыми силами возвращается в Россию. Здесь он снова с упоением занимается медициной, защищает докторскую диссертацию, становится профессором, основывает журнал «Хирургический вестник» и Санкт-Петербургское медико-хирургическое общество, занимает высокие должности, становится личным врачом императорской семьи. Одна из целей его многогранной подвижнической деятельности — основать санатории для детей в приморских местностях, подобно тому, как они уже основаны в Европе. Он становится вице-президентом организованного им детища — «Общества помощи приморским санаториям».
Виндава: место, где живет надежда
В приемной этого Общества в Петербурге — большая очередь. Родители приводят и приносят своих больных детей. Весь коридор полон ими. Дети на руках родителей, кто-то на костылях, кто-то на носилках... «Нас выписали из больницы,— говорит одна усталая женщина другой, укачивающей истощенного плачущего ребенка с гнойными свищами за ушами.— Говорят, не могут держать бесконечно... Говорят, вывозите на природу, лучше к морю, хорошо кормите — может, и поправится... А куда я его, болезного, вывезу? С тех пор как муж, Царствие ему небесное, помер, с утра до вечера стираю на господ... на еду еле хватает...» Ее соседка кивает и с завистью смотрит на сына говорящей — уж мальчишке-то с костылями точно не откажут! А вот ее золотушное дитя может и не получить место в "приморской санатории«.В медицинском кабинете высокий доктор с черной окладистой бородой внимательно осматривает детей, задает четкие и точные вопросы, а его ассистент делает какие-то пометки в истории болезни. Мест в «приморской санатории» под Виндавой не так много, но лечение там идет настолько успешно, что многие пациенты выписываются уже через несколько месяцев. Бедных принимают бесплатно, состоятельным предлагают внести пожертвование. Оно позволит принять ребенка из бедной семьи сверх имеющихся мест.Санаторий — или, как раньше говорили, «санатория» под Виндавой (теперь город Вентспилс, Латвия) — первый в Российской империи приморский санаторий для лечения костного и железистого туберкулеза, открытый в 1898 году. Помимо применения климатолечения и диетотерапии, то есть сбалансированного и правильного питания, врачи проводили здесь операции на позвоночнике и суставах, подобно тем, какие проводились в знаменитом тогда уже французском Берке. В санатории использовались самые передовые методы европейской медицины: недавно открытые рентгеновские лучи, туберкулинотерапия — одна из передовых и многообещающих методик лечения туберкулеза; применялись уже изобретенные и разрабатывались новые ортопедические приспособления, облегчавшие передвижение выздоравливающих. Стоит напомнить, что мы ведем рассказ о до-антибактериальной эре, когда препараты, убивающие туберкулезную палочку («бациллу Коха») в организме человека, еще не были изобретены. Тем поразительней факты излечения безнадежных больных детей-инвалидов с поражением суставов, позвоночника, лимфатических желез.
Приморские санатории в России
Виндавский санаторий стал первой ласточкой, за ним последовали приморские санатории на Южном берегу Крыма. Уже в 1902 году (через четыре года после Виндавы) по инициативе знаменитого врача А.А.Боброва на средства общества «Санатории для детей» в Алупке был создан первый крымский детский санаторий. Кубанским медицинским обществом в 1913 году близ Геленджика на Тонком мысу в поселке Солнцедар был основан санаторий имени Н.И.Пирогова, который возглавила женщина-врач О.Ф.Трабша. Аналогичные учреждения функционировали в Баку, Одессе, Ялте, на Рижском взморье. В Петербурге «Общество борьбы с бугорчаткой» основало санатории для детей в Териоках (ныне Зеленогорск) и на Крестовском острове. Петербургский попечительский комитет о сестрах Красного креста с 1901 года содержал санаторий в Сестрорецке. В декабре 1913 года Московская секция борьбы с туберкулезом открыла в шести километ-рах от Москвы, в местности, которая называлась тогда Погонно-Лосиный остров, санаторий «Белая ромашка» — единственный в России специализированный санаторий для детей с легочным туберкулезом. В Москве существовали приюты для больных детей, функционирующие как санатории. При Ольгинской детской больнице на станции Пушкино Ярославской железной дороги был открыт в 1887 году приют святой Софии для неизлечимо больных детей. В него поступали дети с тяжелыми формами костно-суставного туберкулеза. В 1903 году был основан детский приют в Кисловодске, относящийся к Софийской детской больнице Москвы. В нем успешно применялось лечение ваннами и грязями. Из местных санаториев, развивавшихся параллельно с приморскими, следует упомянуть Царскосельский детский санаторий (создан в 1907 году), санаторий на станции Графской Воронежского отдела Общества охранения народного здравия (создан в 1907 году), санаторий в Пущи-Водицы под Киевом, на острове Вормс, в Белостоке, Железноводске. Первым из таких учреждений в России стал приют для выздоравливающих детей в Ораниенбауме.
Колония — это не тюрьма для несовершеннолетних!
«Мамочка! Ты помнишь, что сегодня мы с классом уезжаем в колонию?» — закричала, проснувшись, Верочка, едва мать вошла в ее комнату. "Да уж помню, помню«,— отвечала мать, улыбаясь. Вещи Верочки уже собраны, нанят извозчик, чтобы отвезти ее на Николаевский вокзал — там их с одноклассниками ждет отдельный вагон, в котором они с учительницами, классными дамами и нянями отправятся на все лето в Орловскую область.«Так это же все равно, что пионерлагеря!» — воскликнет проницательный читатель и будет прав. Пионерские лагеря, одна из целей которых была — позволить детям отдохнуть вне города, на свежем воздухе (об идеологической работе не будем говорить) имеют давнюю традицию. И корни этой традиции — даже не в Москве конца XIX века, в 1887 году, когда попечительница городских училищ Елизавета Николаевна Орлова организовала «Летние колонии Московских городских начальных училищ». Энергичная москвичка была вдохновлена примером швейцарского пастора Вальтера Биона.После того как пастор получил назначение в дальний сельский приход, его семья была расстроена. Не хотелось уезжать из Цюриха, где уже завязались дружеские связи. Кроме того, где найти хорошего врача, чтобы он пользовал постоянно болеющих простудами детишек Биона? Но приказ церковных властей — все равно что воинский приказ. И суровый кальвинист вместе с семьей отправляется в путь.Поселившись в местечке Аппенцель и проведя там около года, пастор вдруг обращает внимание на то, что жена уже не сидит постоянно у постелек больных детей: его мальчики, обычно сморкающие-ся и кашляющие, теперь постоянно бегают по улице, играя с деревенскими детьми. И Бион, аккуратный и деловитый, тут же докладывает на цюрихском приходском совете, что намерен организовать летний отдых для детей из бедных семей. "Наш христианский долг — не только улучшить здоровье этих бедных, полуголодных детей, а вырвать несчастных из их порочной среды, где они привыкают ко греху и не видят доброго примера!"Протестанты неспроста славятся своей активной общественной деятельностью. И в 1876 году первая медико-педагогическая колония (летний лагерь, как мы бы теперь сказали) для бедных цюрихских детей открывается в том же самом местечке Аппенцель. Рождается новая инициатива, которая позже будет названа именем его основателя — "движение бионовских колоний«.В Россию колонии приходят тогда, когда «бионовским движением» охвачена уже вся Европа. В период с 1881 по 1917 годы движение летних колоний охватывает и всю европейскую часть Российской империи. По мере развития появляется третий аспект деятельности колоний, не предполагавшийся Бионом: они начинают рассматриваться как мера борьбы с туберкулезом у детей.
Санатории и колонии — итоги
В 1913 году в России имелось десять круг-логодичных санаториев для детей. Колоний было значительно больше. Все они, в отличие от подобных учреждений Европы, существовали исключительно на благотворительные средства — как «Русского общества охранения народного здравия» и «Обществ борьбы с туберкулезом», так и частных лиц.При этом контроль над средствами был крайне строг: ежегодно публиковались отчеты, в которых до копейки описывались расходы — от зарплаты медсестры до стоимости купленных чашек. Отдельно прилагался подробнейший медицинский отчет, где анализировались истории болезни маленьких пациентов. Результаты деятельности обсуждались на научных обществах, внимательно следивших за успехами нового подхода к лечению туберкулеза. Однако, в отличие от других европейских стран, государство не брало на себя содержание санаториев. Это потрясало иностранных врачей, приезжавших в Россию и с удивлением отмечавших не только, что от больных «нет запаха гноя и испражнений», но и то, что это «российское чудо» держится на добровольных пожертвованиях."А что же вы хотите? — говорил доктор Вельяминов.— Для лечения туберкулеза нужно немного — горячее сердце и щедрая рука!«...Никто и не мог предполагать, что в 1918 году санатории и колонии будут закрыты и разграблены, а оставленный без пайка в голодающем Петрограде «прислужник старого режима» профессор Вельяминов, изгнанный из своего дома, умрет на улице от разрыва сердца.
Ольга Джарман
Источник: "Вода живая"
Ваш Отзыв
Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены.
На главную | В раздел «Мониторинг СМИ»
|