Константин Харчев: на благо нашей Церкви я сделал все, что мог
Беседа с бывшим председателем Совета по делам религий при Совете Министров СССР
Фото: Харчев Константин Михайлович. Фото: Константин Петров / «Кремлевский холм»
40 лет назад, 15 ноября 1984 года, постановлением Совмина СССР № 1142 на пост председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР был назначен Константин Харчев. Основной задачей нового «министра религий» была «перестройка» официальной политики советского государства в духовной сфере. В апреле 1988 года по инициативе Совета состоялась встреча Михаила Горбачева с патриархом Московским и всея Руси Пименом и членами Синода РПЦ, в ходе которой глава СССР сделал заявление о разработке нового закона (о свободе совести), который повлияет на статус Русской православной церкви и других религиозных организаций. Позже благодаря этому закону религиозные организации получили возможность владеть недвижимостью, заниматься хозяйственной деятельностью, создавать учебные заведения, свободно распространять религиозную литературу, а главное – открывать церкви. Для сравнения: при вступлении нового председателя в должность на учете в Совете состояло около 4500 церквей, а к празднованию 1000-летия Крещения Руси их количество увеличилось на 2500. Из-за этого Харчеву неоднократно приходилось вступать в конфликты как с представителями местных органов власти, так и с членами Политбюро и КГБ, контролировавшими всю религиозную деятельность и считавшими, что такая деятельность подрывает устои идеологической работы партии. Кульминацией деятельности Константина Харчева стало всесоюзное празднование 1000-летия Крещения Руси в июне 1988 года, которое превратилось в общенациональный праздник и стало точкой отсчета восстановления церковной жизни страны. О том, какие события этому предшествовали, какое отношение имел КГБ к автомобилю предстоятеля РПЦ, и двусмысленной шутке Горбачева в адрес патриарха Пимена, в интервью нашему порталу рассказал Константин Харчев.
С «английской каторги» в министры
На должность председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР я попал прямиком с … английской каторги. Четыре с лишним года я представлял интересы СССР в республике Гайана, бывшей английской колонии, куда «гуманные» англичане ссылали своих уголовников. Климат там такой, что средняя продолжительность жизни гайанцев едва достигает 35 лет, и поэтому Метрополия, не желая пачкать руки кровью соотечественников, отправляла туда своих преступников. Я же оказался в Гайане по решению Политбюро ЦК КПСС, при активных хлопотах главного идеолога страны, «серого кардинала» Михаила Суслова, правда, не в кандалах, а в ранге посла.
Ко времени окончания моей «ссылки» я был вызван в Москву. Благополучно переквалифицировавшись из партийных работников в дипломаты, я рассчитывал на новое назначение: мне прочили место посла в Никарагуа, но в то время, как я морально готовился к переезду, в ЦК решали, чья кандидатура будет уместнее на посту председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР. Претендентов на это место было выдвинуто двое – секретарь Свердловского, кажется, обкома и я. Требования были строгие: не старше 50 лет, практические знания международной работы и значительный опыт работы в сфере идеологии на уровне секретаря обкома или крайкома партии. Этим параметрам мы оба соответствовали.
Прием в советском посольстве в Гайане по случаю 66-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции. Джорджтаун, 7 ноября 1983 г. Фото из личного архива К.М. Харчева
Место председателя Совета было хоть и почетное – все-таки должность в ранге министра союзного значения, – но уходить с поста секретаря обкома мой «соперник» не желал. В какой-то момент за него даже вступился первый секретарь обкома и сумел отстоять. Меня тоже устраивала своя стезя, дипломатическая доля (каторга-то закончилась), и я не торопился менять свободу посла на рамки министра. Но замолвить за меня слово было некому и, несмотря на мой формальный отказ, секретарь ЦК по идеологии Михаил Зимянин начал готовить мою кандидатуру для утверждения. Помню, он тогда заявил мне:
– Учитывая ваше стойкое нежелание оставлять дипломатическую работу, нам придется вспомнить о принципах партийной дисциплины.
Назначение мое в итоге состоялось, но перед этим в одной из наших бесед Михаил Васильевич произнес фразу, очень важную для понимания новых отношений церкви и государства.
– Запомни, – сказал он, – мы тебе простим все: любые ошибки и прегрешения. Одного только не простим – если ты нас поссоришь со священноначалием.
«Надо же, – подумал я про себя тогда, – и для членов ЦК попы представляют какое-то там началие».
… В свой новый кабинет я вошел уже не совсем атеистом, но еще и не до конца осознающим свое состояние человеком.
Под пристальным взором ЦК
Я вступил в должность председателя Совета по делам религий, регулировавшего при советской власти деятельность церкви в стране, осенью 1984 года. Занимая государственный пост, мне предстояло продвигать интересы церкви во благо народа. До своего обращения к вере я не раз задумывался о том, почему именно меня, отдавшего 25 лет служению партии, да еще в качестве секретаря крайкома, ведавшего вопросами идеологии, Господь избрал в посредники между государством и Русской православной церковью. На тот момент государство и церковь, словно поссорившиеся дети, боялись протянуть друг другу руки. Казалось бы, почти забыты обиды и сквозь высыхающие слезы видно, что оба готовы помириться, но не тут-то было.
Во время встречи с религиозными деятелями в рамках Международного форума «За безъядерный мир, за выживание человечества», проходившей с 14 по 16 февраля 1987 года в Москве. Фото из личного архива К.М. Харчева
В Политбюро ЦК КПСС веяли старые ветры. Выверенное, отчеканенное решение партии по поводу предстоящих торжеств, связанных с 1000-летним юбилеем принятия христианства на Руси, подчеркивало разделение общества на «мы» и «они». Церковь у нас отделена от государства, вот и пусть празднует свой юбилей обособленно, «не расползаясь». Было принято решение о неучастии властей всех уровней в предстоящих торжествах. Но когда в марте 1985 года генеральным секретарем ЦК КПСС был избран Михаил Горбачев, отношение к церкви стало потихоньку меняться. Справедливости ради отмечу, что до его избрания, в пору моего назначения на пост председателя Совета мне бросилось в глаза лояльное отношение к церкви у некоторых высокопоставленных партийных деятелей. В их числе была такая заметная фигура, как будущий «архитектор перестройки» Александр Яковлев.
Я общался и с церковниками, видел их искренность и понимал, что если даже они и обманывают других, себя-то не обманешь. Значит, они искренне верующие люди, и что-то в этом есть. Так постепенно готовилась моя душа к принятию веры, и примерно через год с небольшим после вступления в должность я крестился в храме Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище у отца Николая Соколова. Из своего решения тайны я не делал, хотя и догадывался, что подобный поступок вряд ли будет понят моими коллегами из аппарата ЦК и высшей партийной власти.
Но быть вне церкви и вести работу, на которую меня избрал Господь, я уже не мог.
С Т.В. Капитоновой, женой советского партийного и государственного деятеля, секретарь ЦК КПСС (третья справа) во время посещения Свято-Данилова монастыря. 1988 г. Фото из личного архива К.М. Харчева
Первый год я по большому счету только входил в курс дел, знакомился с людьми, вникал в особенности отношений государственной и церковной властей, постигал церковный этикет. В то время, как я упомянул ранее, церковь готовилась к юбилейным торжествам по случаю 1000-летия Крещения Руси. Еще в 1981 году была образована Юбилейная комиссия под председательством Святейшего патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова), возглавившая эту работу, но велась она под пристальным взором ЦК. Отношение власти к предстоящему празднованию было однозначным и жестким, и я обязан был руководствоваться этим постановлением.
Но как только в Политбюро возобладала позиция Горбачева, тут же исчезли не только враждебность или настороженность, но возникло даже некоторое благоговение к церкви.
Можно было бы привести не одно-два имени известнейших в то время партийных деятелей, членов ЦК, которых я по их просьбе знакомил с высшими иерархами.
Реабилитация патриарха Тихона
Мой первый визит к патриарху, в то время уже серьезно больному пожилому человеку, действительно стал событием для меня. Надо сказать, что Куроедов, мой предшественник, обычно вызывал патриарха к себе, и все к этому привыкли, а я приехал сам.
Одной из первых моих практических задач стала огромная работа по подготовке материалов к прославлению патриарха Тихона (Беллавина). Понадобились немалые усилия к восстановлению его честного имени, удалению клейма «враг народа». Церковная иерархия, десятилетиями находившаяся в подчиненном положении у государственной власти, еще не могла отважиться на столь смелый шаг. Пришлось совершать его совместно, поступательно.
Я уже немного освоился на месте и начал задумываться о роли патриарха Тихона в истории нашего общества, его мудром водительстве церковью и тех его шагах, которые оказались единственно верными, потому что он руководствовался не конъюнктурой дня, а высшей целью. Именно Тихон проложил дорогу церкви в новую историческую эпоху, он сохранил ее ценой величайших жертв, в том числе и собственной жизни.
Патриарх Московский и Всея Руси Тихон (в миру Василий Иванович Беллавин 1865-1925). Причислен к лику святых собором РПЦ в октябре 1989 года.
К членам Синода с этим сразу не пойдешь, а с референтами Святейшего – братьями Соколовыми у меня сложились очень простые и доверительные отношения. Между нами не было той дистанции, которая традиционно присутствует между архиереем и мирянином, и это помогало общему делу. Мы встречались на мероприятиях с участием патриарха. Я регулярно созванивался с Соколовыми, интересовался самочувствием Святейшего и не стеснялся спрашивать у них обо всем, что мне было непонятно. Они помогали мне вникать в новую для меня область деятельности.
Восстановление имени патриарха Тихона – плод наших совместных усилий. Братья занялись документами, они подготовили все необходимое. Мы нашли возможность организовать серию публикаций в прессе и реабилитировали патриарха Тихона. Патриарх Пимен тогда тоже всячески способствовал достижению этой цели.
Возвращение церковных строений
Началось активное возвращение церковных зданий. Вскоре архиереи осознали, что власти можно не только не бояться, но и использовать удобный момент.
При моем вступлении в должность на учете Совета числилось около 4500 церквей, а к празднованию 1000-летия их стало на 2500 больше. И если иерархи постепенно освоились с новыми веяниями в ЦК, на «другой стороне» росло недовольство.
Первые секретари обкомов выступали решительно против возвращения церковных строений. «Что значит – вернуть помещения церкви? Стоит, понимаешь, здание обкома партии, а напротив – церковь, которая давным-давно приспособлена под склады или какие-то культурные учреждения. Разорять устоявшуюся жизнь и слушать колокольный звон под окнами обкома? А как быть с религиозной идеологией?» Конечно, они были против. Если и соглашались отдать какую-то заштатную церквушку, но городские соборы – ни в коем случае.
А что творилось на Украине?! Там шла настоящая война между местной властью и Советом по делам религий, который твердо встал на позиции Русской православной церкви.
Но несмотря на сопротивление властей постепенно были переданы церкви часть Киево-Печерской лавры, Оптина пустынь под Козельском и Толгский монастырь под Ярославлем.
В 1983 году церкви вернули Данилов монастырь, но активные работы по его реставрации начались позже. До этого там находилась колония для малолетних преступников, и из тюрьмы предстояло в кратчайшие сроки сделать резиденцию Святейшего патриарха, как раз к предстоящим торжествам по случаю 1000-летия Крещения Руси.
Участники Поместного Собора РПЦ, посвященного 1000-летию крещения Руси митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Ридигер) и митрополит Калининский и Каширский Алексий (Коноплев) в Троице-Сергиевой Лавре. 5 июня 1988 г. Фото из личного архива К.М. Харчева
Конечно, многое тогда зависело от советской власти, от Совета по делам религий. Я находился в монастыре целыми днями в качестве прораба и проводил планерки. Объем работы был колоссальным: необходимо было не только провести реставрационные работы и реконструкцию, включая подземные помещения, но и построить новый корпус – резиденцию патриарха со служебными и парадными помещениями. Сооружение патриаршей резиденции поставило непростую задачу и перед архитекторами: новое здание не должно было нарушить сложившийся архитектурный ансамбль. Когда мы с отцом Федором впервые увидели макет здания резиденции, меня почему-то смутило отсутствие какой-либо символики на здании.
– Слушай, тебе не кажется, что здание сильно смахивает на обычное учреждение? Все-таки нет в нем чего-то «патриаршего». Что если украсить его иконой Спасителя? С точки зрения канонов, общего восприятия, будет ли это уместно здесь?
Отец Федор занялся проработкой вопроса по своему направлению, я – по своему. И наше предложение было принято, фасад украсил мозаичный образ Спаса Нерукотворного, выполненный по мотивам знаменитой новгородской иконы Спасителя.
ЗИЛ для патриарха
В своей работе я не делил задачи на крупные и мелкие, для меня все они были одинаково важны. Каждый шаг требовал осмысления, обсуждения. Даже такая вещь, как, например, подарки Святейшему патриарху. Вообще все, что касалось личности патриарха Пимена, имело крайне важное значение для положения церкви в обществе, все работало на её авторитет. Не могу вспомнить, по какому именно случаю, но мне показалось очень своевременным отметить рост авторитета главы РПЦ у властей.
Действительно многие партийные сановники потянулись к церкви, некоторые в ее возвышении видели залог необратимости процессов перестройки.
Но как продемонстрировать это народу, каким образом подчеркнуть уважение к патриарху? И я решил похлопотать о выделении ему машины ЗИЛ.
Это был политический акт. До той поры на ЗИЛах ездили только члены Политбюро. В знаках отличия, символах советской власти эта машина ассоциировалась только с высшей властью в стране. Передвигаясь по городу в такой машине, патриарх своим триумфальным проездом свидетельствовал народу, что государственная власть признает его авторитет – он приравнен к членам Политбюро. И отныне религия уже не является «опиумом для народа», а посещение церкви больше не влечет за собой трагических последствий.
С патриархом всея Руси Пименом в алтарной комнате Богоявленского собора в Елохове. 1988 г. Фото из личного архива К.М. Харчева
Но этот мой проект еще предстояло «обкатать» на всех уровнях. Начал я с ближайшего келейника патриарха – отца Феодора. Было это накануне какого-то праздника Святейшего Владыки, то ли дня ангела, то ли дня его интронизации. Звоню Феде.
– Как ты думаешь, что можно подарить Святейшему, чтобы доставить ему удовольствие и вместе с тем чтобы как-то возвысить его?
– Даже представить не могу, – растерялся он.
Я долго думал, перебирая в голове варианты, а потом и говорю:
– А что, если мы подарим ему ЗИЛ?
Я почувствовал, что он мне просто не поверил. Может быть даже предположил, что я его разыгрываю, но отреагировал быстро:
– Вы подкиньте эту мысль Святейшему, послушайте, что он скажет.
И вот в трапезной Елоховского собора за столом собрались постоянные члены Синода, ближайшее окружение патриарха, протопресвитер отец Матфей Стаднюк, еще несколько человек. Я обычно сидел по правую руку от патриарха, и по сигналу Федора тихонько у него спросил:
– Ваше Святейшество, как вы отнесетесь к ходатайству Совета по делам религий о выделении вам зиловской машины?
Патриарх замер. Обычно он ел хорошо, а тут остановился, посмотрел на меня, и все за столом замолчали. Пауза была почище, чем в гоголевском «Ревизоре». Минута проходит – все молчат, вторая – гробовая тишина. Я тоже молчу, ковыряюсь вилкой в своей тарелке.
Первым заговорил патриарх. Мудрый был человек – он тут же перевел разговор на другую тему.
Во время открытия Поместного Собора Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой лавре. 6–9 июня 1988 года. Фото из личного архива К.М. Харчева
Обед закончился. Ну, думаю, по-видимому, здесь отказ. Вопрос такой деликатный. Патриарх же понимает, что, прежде чем начать действовать, я должен заручиться его согласием. Мне же предстоит потом писать от его имени: «Совет по делам религий, с одобрения или по просьбе…» и так далее. Это уже мои вопросы, но предварительно я должен был заручиться его поддержкой.
После обеда я метнулся к Федору.
– Видишь, как все неловко получилось.
А он мне:
– Вы все правильно сделали.
Тут вдруг подходит отец Матфей Стаднюк и говорит:
– Константин Михайлович, я хотел бы сделать вам подарок, – и достает старинной работы складень, – только у меня к вам просьба: чтобы эта вещь никогда не покидала ваш дом.
«Ага, – думаю, – судя по поступку отца Матфея, можно догадаться, что мое зернышко упало на благодатную почву».
Через день мне позвонил Федор и сказал, что патриарх воспринял мое предложение положительно.
– Значит, я могу звонить «наверх»?
– Святейший будет очень рад, если это дело удастся.
Недели через две после моего звонка председателю Совета министров СССР Николаю Рыжкову, после письменного обращения к нему, дело дошло до генсека, и уже потом вышло постановление Совмина. Но и после выхода постановления пришлось изрядно похлопотать: звонить в Управление делами ЦК КПСС, искать выделенный автомобиль. В гараже ЦК ее не было (этих машин было всего штук 12-15 и все они обслуживались в спецгараже), оказывается, она все еще стояла в КГБ. Дело в том, что патриарху была выделена машина председателя КГБ СССР, а тому была предоставлена новая.
Несколько дней спустя сижу я у себя в кабинете, вдруг звонок. Секретарь докладывает.
– Константин Михайлович, к вам патриарх.
«Что, – думаю, – случилось?» Я его никогда к себе не вызывал. Кабинет у меня на втором этаже, и как же он, бедный, будет ко мне подниматься?
– Кто там с ним?
– Да вот, Федор приехал.
– Пусть войдет.
Входит Федор, улыбается: «Патриарх хочет прокатиться с вами на новой машине».
У меня дел в этот момент было – выше головы, и предложение прозвучало абсолютно некстати. А за окном птички поют, передо мной стоит улыбающийся Федор, от которого буквально веет весной; в общем, отложил я все дела и решил прокатиться.
Спускаемся вниз, стоит ЗИЛ без номеров, в нем патриарх. Конечно, всю КГБэшную аппаратуру с машины сняли, оборудовали ее специальным хромированным поручнем, чтобы патриарху было удобно садиться и выходить из машины. Замечательный автомобиль, как раз по его габаритам!
Через всю Москву мы поехали к нему в Переделкино. Все милиционеры нам честь отдают, еще бы – ЗИЛ идет! Какой там красный свет – сплошной зеленый.
Святейший едет довольный. Приехали в Переделкино в его резиденцию. Там все с иголочки, только что все отремонтировали к 1000-летию Крещения Руси. Он говорит:
– Ну, давай «обмоем» машину. Мне больше рюмки нельзя, а ты хоть бутылку выпей.
Сели за стол, выпили, поговорили, и патриарх рассказал, как тогда в Елоховском отнеслись к моему проекту.
– Вот, при Федоре могу сказать, он подтвердит, я не поверил, что ты можешь организовать такое дело. И никто за столом не поверил.
Так после не очень масштабного, но, безусловно, знакового события церковная иерархия, наконец, поверила, что власть что-то может сделать для церкви. Об этих событиях мне каждый день напоминает серебряный складень – подарок отца Матфея.
«Как вы себя чувствуете, ваше Святейшество?»
Было бы ошибкой представлять путь сближения церкви и государства ровной дорогой. Ведь и с той, и с другой стороны – люди, и все мы полны личных достоинств и недостатков.
Памятен мне один из приемов в Кремле. Святейшему патриарху Пимену оставалось жить около двух лет. Он чувствовал себя очень плохо и в банкетном зале сидел в кресле. За его спиной стоял отец Феодор. А вокруг обстановка вполне фуршетная: гости улыбаются друг другу, чокаются. Хозяин приема, Михаил Сергеевич Горбачев двигается между ними вместе с Раисой Максимовной. Мне полагалось быть рядом. Подходим к Святейшему Пимену. Горбачевы улыбаются, здороваются, и Михаил Сергеевич задает Святейшему вопрос:
– Как вы себя чувствуете, ваше Святейшество, как ваше здоровье?
Патриарх благодарит, кивает головой, а тот продолжает:
– Если вам ваш Бог не поможет, обращайтесь к нам. У нас есть четвертое главное управление – «Кремлевка», мы вам поможем.
Была ли эта бестактность продуманной, или Михаил Сергеевич так неловко пошутил – сказать не берусь.
Генеральный секретарь ЦК КПСС М. Горбачев с патриархом Московским и всея Руси Пименом и членами Синода РПЦ в Екатерининском зале БКД перед началом встречи в связи с 1000-летием введения христианства на Руси. 29 апреля 1988 г. Фото из личного архива К.М. Харчева
Прием в Кремле был одним из важнейших событий в списке мероприятий по случаю 1000-летнего юбилея со дня Крещения Руси, подготовкой которого я был занят почти четыре года. К сожалению, не все из задуманного удалось осуществить. Так, например, несмотря на наши старания, Священный синод отказался от идеи проведения главных торжеств на Соборной площади Кремля. Святейший Пимен не смог настоять на этом проекте, будучи всего лишь членом Синода. Архиереи почему-то захотели сидеть в Большом театре на концерте вместо того, чтобы уже тогда вернуть церкви Патриаршие покои в Кремле – комплекс зданий на территории Московского Кремля, расположенный к северу от Успенского собора и колокольни Ивана Великого.
Как бы то ни было, торжества прошли с грандиозным успехом. Даже Раиса Максимовна отметила:
– Да, Константин Михайлович, это ваш звездный час.
Эта фраза прозвучала во время концерта в Большом театре. Когда я приехал домой, долго размышлял над словами супруги первого президента СССР. Люди такого уровня обычно не оговариваются. Неужели решение по моему поводу уже принято, и мне предстоит новое поприще?
Торжественный акт в честь празднования 1000-летия христианства на Руси в Большом театре. 10 июня 1988 г. Фото из личного архива К.М. Харчева
Предчувствие меня не обмануло. Через год Священный синод попросил ЦК КПСС ликвидировать Совет по делам религий и, будучи уже православным христианином, я покидал пост с мыслью о том, что на благо нашей церкви я сделал все, что мог. Светская и церковная власти научились дружить, и в посредничестве особого органа, слава Богу, больше не нуждались.
Окончился праздник, отгремели здравицы, жизнь пошла своим чередом, время побежало вперед и, кажется, навсегда унесло от нас удивительную эпоху – начало духовного возрождения нашего народа.
* * *
Биографическая справка: Харчев Константин Михайлович – советский партийный и государственный деятель, дипломат.
Родился 1 мая 1934 года в городе Горьком Горьковского края. С четырех лет и до окончания семилетней школы в 1948 г. воспитывался в детском доме «10-я годовщина Октября» в Горьком.
1948 – 1953 гг. – курсант Рижского мореходного училища.
1953 – 1958 гг. – курсант Высшего Владивостокского инженерного морского училища.
1958 – 1960 гг. – первый секретарь Фрунзенского райкома ВЛКСМ г. Владивостока Приморского края.
В 1959 г. вступил в КПСС.
1960 – 1961 гг. – первый секретарь Владивостокского горкома ВЛКСМ.
1961 – 1964 гг. – первый секретарь Приморского крайкома ВЛКСМ.
1964 – 1967 гг. – слушатель Академии наук при ЦК КПСС.
1967 – 1969 гг. – первый секретарь Фрунзенского райкома КПСС г. Владивостока.
1969 – 1972 гг. – первый секретарь Владивостокского горкома КПСС.
1972 – 1978 гг. – секретарь Приморского крайкома КПСС.
1978 – 1980 гг. – слушатель Дипломатической академии МИД СССР.
С августа по декабрь 1980 г. – в резерве без должности Первого латиноамериканского отдела МИД СССР.
1980 – 1984 гг. – посол СССР в Кооперативной республике Гайана. (С декабря 1980 по март 1981 г. – работал в центральном аппарате МИД).
1984 – 1989 гг. – председатель Совета по делам религий при Совете министров СССР.
1989 – 1990 гг. – эксперт Управления стран Ближнего Востока и Северной Африки МИД СССР.
1990 – 1992 гг. – посол СССР (России с 1991 г.) в Объединенных Арабских Эмиратах.
С апреля по июль 1993 г. – главный советник Управления по связям с Верховным Советом России политическими и общественными организациями.
1993 – 1998 гг. – главный советник департамента по связям с субъектами федерации, парламентом и общественно-политическими организациями МИД РФ.
Беседовал Дмитрий Волин
14 ноября 2024
Источник: "Кремлевский холм"
Ваш Отзыв
Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены.
На главную | В раздел «Мониторинг СМИ»
|