Мониторинг СМИ

«Люди выросли из детских духовных штанишек». Протоиерей Максим Первозванский — об итогах 2021 года

Протоиерей Максим Первозванский. Фото: Сергей Щедрин

В пандемию люди продолжают возвращаться в храмы. Отец Максим Первозванский рассказывает, что, несмотря на «раздрай» среди православных из-за прививок, чипов и QR-кодов, на его приходе сохраняется мир. Хотя без трагических историй не обошлось.

Как примирить прихожан, когда вокруг «раздрай»

— Отец Максим, какие ваши личные итоги года?

— Меня радует, что после прошлого года практически все люди вернулись в храм, появились новые прихожане. И еще, что, несмотря на имеющийся раздрай среди православных в отношении коронавируса, локдаунов, чипов, QR-кодов, у нас на приходе сохранялся и сохраняется мир.

Люди по-разному смотрели на эти вопросы, но у нас не возникало никаких конфликтов. Не перессорились ни прихожане, ни духовенство. Все было со спокойствием, любовью и уважением. И для меня это очень обнадеживающий сигнал.

— А как это удалось, когда за стенами храма, как вы говорите, «раздрай»?

— Мне кажется, в первую очередь благодаря духовенству.

Наши священники тоже придерживаются разных точек зрения, но все равно мы собирались с прихожанами в трапезной за чаем или еще в какой-то неформальной обстановке и эти вопросы обсуждали.

Всегда делали это в доброжелательном тоне — без стремления унизить, оскорбить, обвинить или напугать.

О проблемах, в частности, говорил и настоятель в своих проповедях. Прихожане видели разницу наших взглядов и даже определенную их изменчивость с течением года. Поскольку все общались спокойно, ни у кого не возникало желания ссориться.

— Есть что-то, что вас удручало в этом году?

— Удручало нарастающее разделение, в том числе среди церковных людей. Ближе к концу года это касалось уже не отношения к вакцинации — она как-то отошла на второй план, — а отношения к QR-кодам. И эта тема для меня очень непростая.

Насчет добровольно-обязательной вакцинации я был уверен в ее правильности. Насчет QR-кодов у меня другая позиция и нет такого однозначного ответа. Очень хочется надеяться, что вскоре мы обо всем забудем и вместе посмеемся и над QR-кодами, и над нашими страхами по поводу антихриста и его печати.

— К вам же наверняка приходили советоваться на тему: «Батюшка, мне делать прививку или нет? У нас война с мужем, он ни в какую». Или: «А вдруг это чипирование?»

— Да! Постоянно, постоянно…

— Что отвечали?

— Разбирался, разговаривал… Но большинство людей приходят с более простым запросом — они хотят укрепиться: «Батюшка, собираюсь сделать прививку. Скажите, пожалуйста, а вы сделали?» Я говорю: «Да, я сделал». — «Ну хорошо, слава Богу! Значит, и мне можно». То есть это не какой-то прямо совет или наставление. Хотя таких примеров, как вы привели, тоже очень много: разлад в семье, никак не можем договориться и так далее.

В этом году у меня были и трагические истории. Один мой хороший знакомый, доведя себя до состояния полнейшего испуга и желая бежать от прививок и QR-кодов, продал квартиру, купил дом в деревне и умер от ковида.

Теперь его жена и дети остались без квартиры. Как им жить без мужчины в деревенском доме, не очень понятно. Но человек был как раз из непримиримых, с острым ощущением конца света. Отговорить его я не мог, да он и не хотел со мной все это обсуждать.

— А священник должен в таких случаях пытаться?

— Вообще, здесь я плохой священник, потому что для меня это большой вопрос.

Обычно я не лезу к людям, которые меня не спрашивают. Но при этом точно знаю, когда по-хорошему надо было бы и лезть.

Кстати, вот вам по этому поводу еще один итог: сейчас вновь воскресли старые пророчества об эшелонах. Я не слышал о них с 90-х годов и даже не сразу понял, о чем речь.

— Просветите…

— Об этом говорили многие известные и вполне признанные духовные авторитеты. Когда наступят времена антихриста, будут уходить эшелоны, и главное — попасть в первый эшелон. Те, кто поедет в первом, спасутся. Из тех, кто успеет на второй, — спасется только половина. Кто отправится третьим — погибнет.

И для меня очень показательно, что одна моя знакомая семья, которая как раз бежала в свое время от антихриста в конце 90-х, именно в этом году, когда все думают, а не пришел ли уже первый эшелон, вернулась в Москву после 20-летнего пребывания в глухой деревне. И нынешняя паника с ковидом их как-то уже особо не волнует (смеется).

 «И что, это вот и есть духовная жизнь?»

— Есть ощущение, что сейчас люди начали более осознанно вести духовную жизнь. Как по вашим наблюдениям и с чем это связано?

— Это действительно так. Достаточно большое количество людей выросло из детских духовных штанишек — очень важных, кстати, без которых говорить о серьезной духовной жизни сложно. Эти «штанишки» включают много вещей, которые можно было бы назвать формальными: чтение правил, строгое исполнение постов, регулярное посещение богослужений — то, что является внешними вещами, но действительно необходимо для духовной жизни.

— Что значит «выросли из штанишек»?

— Сами по себе эти вещи не работают, они только помогают в духовной жизни и на определенном этапе вполне наполняют ее и смыслом, и содержанием. Но практически неизбежно для каждого человека встает вопрос: «И что, это вот и есть духовная жизнь? Вот это и есть молитва? Это и есть служение Богу?» И здесь возникает серьезное искушение: «А как искать дальнейший путь? А что такое настоящая духовная жизнь?»

На этой развилке многие спотыкаются и вообще всё бросают. «Ну я вот не буду молиться чужими словами и вычитывать этих бесконечных Василиев Великих, Симеонов Метафрастов и Иоаннов Златоустов».

Один из авторов этого года написал: «Неужели вы думаете, что святому нужно, чтобы вы бесконечно повторяли перед его иконой этот стишок? Наверное, там у него уши завяли».

«Стишком» он назвал тропарь. И люди понимают, что они не готовы повторять «стишок», но и молиться не начинают. Они, по сути, отходят от молитвы, потому что «стишок» не получается наполнить духовным содержанием. Молитва — это возношение ума и сердца к Богу. И почему бы ей не возноситься при чтении «стишка»? Замечательно возносится у кого-то, а у кого-то нет. И найти свою форму и меру — задача не из простых, для многих это соединяется с духовным кризисом.

— Что с этим делать?

— Все-таки надо разговаривать и советоваться со священниками, которые сами что-то подобное переживали. Советоваться с другими людьми, которые так или иначе этот путь прошли, потому что это уже в значительной степени личный духовный вопрос. Это как в браке — есть какие-то общие правила и все идет само собой, а потом у человека возникает кризис, и ему нужны личные разговоры с мужем, женой, священником, психологом.

— Да, как раз один из больных вопросов сегодня — взаимоотношение православия и психологии. Что вы об этом думаете?

— Вот это ужасная тенденция. Как недавно мне сказала одна бабушка, послушав фрагмент моего интервью о семейном насилии, где я употребил модное нынче слово «абьюз»: «О, я поняла! Мой муж, оказывается, всю жизнь был абьюзером».

Поверхностное знакомство с психологией уводит человека и от Бога, и от семьи, и от психологии. Она сейчас находится для православных примерно в том же положении, что физика в XVII или XVIII веке. Когда люди узнавали, что в центре вселенной не Земля, а Солнце, они говорили: «Ах так? Значит, Бога нет, вы нам все врали!» Хотя, как говорил Паскаль, малое знание уводит от Бога, а большое обратно к Нему приводит.

То же самое и здесь. Человек полторы книжки или даже статьи в интернете по психологии прочитал и уже понял, что, оказывается, у них в семье все неправильно, его границы нарушают, а жена абьюзерша. Ничего хорошего из этого не получается.

— А священнику нужна психология?

— Психология входит в состав семинарского курса. Другой вопрос заключается в том, что священник — это не психолог. И, кстати, в последний год мы тоже много об этом размышляли. В Москве проходили пастырские конференции на тему места психологии в системе духовного образования, в жизни священника, где опытные священники под руководством первого викария Патриарха обсуждали эти вопросы.

Священник и психолог — не одно и то же, хотя то, чем сейчас занимается психология, раньше традиционно входило в компетенции священника.

В средние века священник был учителем, врачом, агрономом, астрономом — он был универсально образован. А потом стали выделяться отдельные области знания, которые тоже имеют духовные измерения, но в целом там действуют объективные законы. То же самое мы видим сейчас, этот вопрос острее и острее встает с психологией.

Буквально около месяца назад я получил такую претензию: «Для чего вы, будучи священником, добровольно отдаете традиционную область священников каким-то непонятным психологам?»

— И для чего?

— А я ничего не отдаю. Все очень просто, это объективный процесс. Точно так же, как если бы я, будучи священником, принимал роды у коров, а потом к нам в село приехал бы человек с высшим ветеринарным образованием. Я по-прежнему умею принимать роды у коров, но лучше пусть он этим занимается.

Прямая обязанность священника — заботиться о взаимоотношениях человека и Бога и о духовной составляющей в отношениях между людьми. Это ведь самое главное: возлюби Господа Бога и ближнего, как самого себя.

Иногда любить моих близких мешает то, что у меня болит живот. Конечно, это тоже имеет духовное измерение, но я все же со своей проблемой пойду к гастроэнтерологу. Так и с психологией. Существует поддающаяся научному анализу область души, которая требует профессионального обращения.

«Мы там все, Лосяш, мы там все…»

— Складывается впечатление, что от священников сейчас ждут не духовных наставлений, а высказываний по актуальным вопросам. Дело ли это Церкви, как вы считаете? Может быть, нужно ограничиться душеспасительными беседами — и все?

— Это очень интересно, на самом деле. Конечно, священник не только имеет право, но и обязанность быть рядом с прихожанином в любой сложной для него ситуации, высказывать свою точку зрения. Невозможно полностью секуляризовать нашу жизнь. Но другой вопрос — насколько та или иная ситуация имеет духовное измерение.

Сейчас возникла своего рода школа того, что и как может говорить священник, ведь отделить духовное от недуховного — непростая задача.

И мы видим, что в этих бесконечных спорах оппоненты почти не слышат друг друга. Одни говорят: «Вы не сделали прививку? Вы что, против медицины?» Другие говорят: «Нет, это вообще не про прививку, это про ограничение моей свободы». А вопрос ограничения свободы имеет духовное измерение, вне всяких сомнений.

Кстати, в этом году мы увидели одну любопытную тенденцию. Современное общество несвободно, но люди настолько привыкли, что почти этого не замечали. А тут появились новые ограничения, и мы вдруг начали их воспринимать необыкновенно болезненно, хотя они принципиально не отличаются от тех, что были раньше. И до пандемии существовали, например, профессии, где люди не могут работать без прививок. Без прививок вы не можете отдать ребенка в детский сад. И вопрос относительности свободы в условиях несвободы меня очень занимает.

— Кстати, как вы относитесь к хейтерам? Вас как медийного священника в этом году часто критиковали — за поддержку той же вакцинации, например.

— Знаете, может быть, именно публичность помогает это пережить. Лет 20 назад я очень переживал. Помню, первая подобная ситуация была в 2001 году, когда в интернете опубликовали про меня одну критическую статью. Более того, эта статья попала в руки сразу двум любимым мной знакомым архиереям. Помню, я ночь не спал и думал: «Как же мне оправдаться и всем доказать, что я не такой?»

Потом к этому привыкаешь и понимаешь, что ты не стодолларовая бумажка, чтобы всем нравиться. Поэтому я отношусь очень спокойно. Смотрю и читаю, что про меня пишут, но далеко не все. Тут заглянул случайно с наводки одной знакомой на «замечательный» сайт «Все ереси» и увидел, что там про меня около десятка заметок. За последний год, наверное, появилось заметок пять. Причем обвинения самые разные.

— Пойду почитаю!

— Я даже вспомнил на эту тему своих любимых «Смешариков», серию про Красную книгу: «Мы там все, Лосяш, мы там все…» Серьезно, там очень хорошая компания, в которой оказаться за честь (смеется).

— В каком настроении готовитесь к Новому году? Видела у вас в «Инстаграме» фрагмент из «Смешариков», где все катят цистерну, а Бараш наблюдает со стороны и печально вздыхает. Вы написали, что определенно чувствуете себя Барашем.

— Хорошо, что я не цистерна! Мне потом многие написали, что чувствуют себя именно так.

Я сейчас в нестабильном настроении. Меня эмоционально раскачивает в разные стороны — от ощущения радости и полного счастья до легкого уныния. Но это, наверное, возрастное. За неделю до этого я, конечно, был Карычем. К Новому году мы хотим взять щенка (уже выбрали и внесли задаток), соберемся всей большой семьей на даче — и настроение, я уверен, будет отличное. 

— Что пожелаете всем в наступающем году?

— В первую очередь, избавляться от страха. Пусть у всех будет много радости, встреч, общения, объятий, поцелуев, улыбок, принятия друг друга, прощения тех, кого вы считаете своими врагами. И, конечно, желаю любви Божией и любви человеческой.

Вероника Словохотова

29 декабря

Источник: "Православие и мир"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):