Благовест-Инфо

Великие мира сего... в узелках шерсти

Исламские изобразительные ковры и каламкары в Музее Востока

На размышления о "прекрасном единстве" мира настраивает эта коллекция необычных артефактов. Персидский ковер (а таковые составляют ядро экспозиции) - это символ восточной роскоши и неги, визитная карточка страны; непременный атрибут уютного и изысканного дома в Европе, даже признак достатка - с тех пор, как в XVII веке был налажен импорт изделий ковроткачества из Ирана. Но меньше всего мы склонны связывать с этим понятием полотно с изображениями, которые разглядывают подобно картине. Однако Государственный музей Востока, обладатель богатой коллекции всевозможных артефактов, на сей раз удивил даже завсегдатаев. В усадьбе Луниных выставлены опровергающие традиционные представления, незнакомые даже специалистам "Изобразительные ковры и каламкары мусульманского Востока".

Что же тут удивительного, спросите вы: классические творения восточных ткачей! Но верно это лишь отчасти. Даже если вынести за скобки то обстоятельство, что ковры, громоздкие и подверженные всяческим напастям от пожаров до банальной моли, непросто хранить и еще сложнее выставлять (а посему показывают их музейщики крайне редко), важно понимать: здесь мы имеем дело с весьма специфическим феноменом исламского искусства. Изобразительные ковры - цельное и своеобычное явление, малоизученная тема в культуре Востока. Вещи орнаментального характера с геометрическими или растительными узорами, безусловно, в мусульманском декоративном искусстве преобладают, тогда как столь же древние ковры с мотивами из жизни человека и природы встречаются реже и известны хуже.

Случайно ли совпадение, что ковры в ГМВ выставили на излете того же сезона, когда впервые свое собрание шпалер - разумеется, европейских - продемонстрировал ГМИИ имени Пушкина? Сопоставлять их - интереснейшее занятие, ведь в обоих случаях мы видим не только цветы и бордюры с растительным орнаментом, но и фигуры людей, птиц и животных, пусть запечатленные в несхожей манере и в русле разного мировоззрения; а ведь принято считать, что изображать живые существа ислам не велит, делая исключения лишь для миниатюры! Мы также отметим, как ткачи Востока усвоили европейскую традицию натуралистического рисунка и литературной сюжетики, а что-то, напротив, перекочевало на Запад из стран полумесяца. Впрочем, влияния буддийского Дальнего Востока в экспонатах из ГМВ тоже вполне ощутимы. В итоге выставка погружает вас в невероятный плавильный котел, каким на деле и был исламский мир с его удивительным искусством, подобно губке впитавшим в себя традиции Рима и Византии, Аравии и древней Персии...

Едва ли не самое ценное в проекте - возможность уловить теснейшую связь "картинного" ковроткачества с историческими процессами. В главном зале царит изысканный ковер XVII века, усыпанный цветами: вытканный в исфаханском стиле, он самый старый в музее, а изображенные на нем незабудки, лилии, мак и прочие растения четко узнаваемы, в отличие от чисто фантазийных мотивов орнаментальных аналогов. Рядом ковер из Тебриза XVIII столетия, испещренный фигурками животных внутри симметрической "вазовой" композиции: образ рая, куда стремится каждый правоверный, и в то же время цитата из эпохи Возрождения! Чуть поодаль - "Охота" из Исфахана рубежа XVIII - XIX веков, в центре - всадники с луками, копьями, саблями пронзают тигра или нагоняют лань; но на бордюре - трапеза ангелов в лучших традициях Сефевидов, в угловых медальонах - фантастическая птица симург, олицетворяющая Дух, или Единую абсолютную сущность. Искушенный зритель расшифрует затейливое узорочье композиции, разгадав сложную символику тканой "картины". Так же как и ее аналог из могольской Северной Индии - тоже "охотничий" ковер, в миниатюре воссоздающий микрокосм человека, для которого крылатые драконы столь же реальны, как леопарды и слоны.

На выставке есть и каламкары (расписные завесы из хлопка с набивным рисунком) из Ирана, более своих соседей преуспевшего в ткачестве, и куда менее известные ковры Азербайджана или Синьцзяна - провинции Китая, где жили уйгуры, исповедующие ислам. Кураторы сознательно "столкнули" иранское и уйгурское искусство: находясь в разных концах мусульманского мира, вдали друг от друга, художники этих двух регионов издревле испытывали взаимные влияния. На заре Тебриза привезенные туда монгольскими ильханами уйгуры - мастера монументальной живописи, в Средние века игравшие важную роль на Среднем Востоке, - стали "агентами влияния" китайской живописи в Иране. Их творческий почерк, сочетавший традиции местного и китайского искусства, способствовал расцвету тебризской школы, а он совпал с эпохой Сефевидов (1501 - 1732), когда ковроткачи Ирана восприняли от миниатюрной живописи утонченность рисунка и достигли высот техники. Тогда-то и возникли основные центры производства изобразительных ковров: Тебриз, Кашан, Исфахан, позже - Керман; из них происходят самые ранние экспонаты в ГМВ, на которых привычные цветы и зверье чередуются с эпизодами из персидской литературы.

Но все же, что вполне естественно для таких хрупких предметов, большинство ковров на выставке относится к рубежу XIX - XX веков, когда в их традиционную тематику вторглись копии изображений на книжных гравюрах и даже фотографиях. Ткачи стали "рисовать" узелками шерсти не только историю любви Хосрова и Ширин, Лейлы и Меджнуна, но и портреты политических деятелей того времени, а равно легендарных персонажей истории. Трансформаций их, подчас удивительных, в ГМВ изобилие: от "Сулеймана на троне" - библейского царя Соломона в центре ковра из Кашана - до нагромождения "Ста восьми великих правителей Ирана...". Причем среди "падишахов страны Иран", как поясняет надпись на фарси, есть и Александр Македонский в подобающих одеждах, и правивший в пору создания тканого "иконостаса", в 1915 году, шах в мундире с орденскими звездами.

Другой многофигурный ковер вобрал в свое трехметровое пространство таких "великих мира", как пророк Моисей, Ромул, Перикл, Конфуций, Сократ и Константин Великий, а также Юлий Цезарь, Чингисхан и Наполеон; сгрудилась вся толпа над портретом действующего монарха. Похожие "наивные" композиции, только попроще (ведь их создавали ремесленники из гущи народа), можно видеть на каламкарах - изделиях иранского масскульта. К началу XX века из дешевых заменителей ковров в бедных домах, повторяющих ковры "от-кутюр", эти панно превратились в своего рода плакаты: в разгар политических событий мастера по росписи на тканях, быстро рисуя сюжеты на злобу дня, опережали ковроткачей в реакции на революционные выступления в провинциях Ирана.

Отрадно, что экспозиция, вводя прелюбопытный материал в научный обиход, сопровождается серьезным научным каталогом, где каждая из "единиц хранения" сфотографирована и описана. Этот ряд тонко и изящно дополняют памятники из других сфер декоративно-прикладного искусства, прежде всего керамика, - свидетельство единства изобразительных тенденций во всех регионах мусульманского мира и в разных видах искусства. А на единение музейного сообщества работает факт, который мне сообщили на вернисаже друзья куратора выставки: находясь на стажировке во Франции, юная Галина Ласикова повергла в изумление коллег, в "неопознанном" ковре Лионского музея распознав парную композицию к той, что хранится в недрах ГМВ.

Елена Широян

17 августа 2006

Источник: Газета "Культура"