Мониторинг СМИ

Бонхёффер – сын Неба и своей земли

4 февраля 1906 года в семье Карла и Паулы Бонхёффер родилась двойня – девочка Сабина и мальчик Дитрих. Сабина вышла замуж, родила двоих дочерей, вслед за мужем-евреем вынужденно покинула родину, затем вернулась, дожила до 93 лет и написала пару книг – жизнь получилась долгой и насыщенной. Жизнь же Дитриха была подобна пламени – стремительная и яркая

Бабушка-бунтарка

Бонхёфферы – как ни копай их родословную – были типичной бюргерской фамилией. Богословы, историки, учёные. Свои корни в семье чтили, как и приверженность традиции бюргерства. У Дитриха Бонхёффера оба дедушки и бабушка по материнской линии умерли довольно рано – либо до рождения Дитриха, либо в годы его младенчества. И только бабушка по отцу, Юлия Бонхёффер, прожила так долго, поэтому можно говорить о её влиянии на формирование мировоззрения внука. Во времена юности Дитриха Юлия Бонхёффер жила в Тюбингене и присматривала за внуком первые два семестра его учёбы.

Из всех бабушек-дедушек именно Юлия имела бунтарские и даже революционные взгляды: в 1870-х она боролась за права женщин, открывая женские дома престарелых и школы для девочек, а в 1930-х участвовала в протестных акциях и писала письма несогласия с запретом публичных выступлений своего внука. Эберхард Бетге отмечал в биографии Бонхёффера, что именно через женитьбу на Юлии Тафель в родословную Бонхёффера проник революционный элемент.

Но Бетге был неправ: дело тут вовсе не в бунтарстве, а в ответственности за свой народ, свою страну и не свою правду. И в этом человек XIX века Юлия Бонхёффер действительно оказала влияние на своего внука.

Некабинетное богословие

«Папа, я пойду в богословы», – неизвестно, говорил ли 17-летний Дитрих такие слова своему отцу, почтенному профессору психиатрии Карлу Бонхёфферу, или нет, но отстаивать своё решение точно пришлось. Нет, Карл и Паула не препятствовали решению своего сына, но были сильно удивлены. К церкви Бонхёфферы относились почтительно, с уважением, как и подобает немецкой семье с бюргерскими ценностями, но на службы не ходили, Библию не читали и предпочитали, чтобы и дети выбрали более основательную профессию. Как показало время, юный Бонхёффер и сам не до конца понимал тогда, какой путь он выбрал.

После прихода к власти Адольфа Гитлера Бонхёффер выступает по радио со словами о том, что, если «вождь превращается в идола, он становится совратителем»

В начале 1930-х он признавался своему брату Карлу-Фридриху, что раньше представлял себе занятие теологией как более академическое. Но всё изменилось, когда Дитрих Бонхёффер из богослова-теоретика стал практикующим христианином. «Я уже достаточно часто проповедовал, многое видел в церкви, но ещё не был христианином. При всей моей оставленности я был вполне доволен собой. Из этой рутины меня освободила Библия – мне стало ясно, что жизнь ученика Христа всецело должна принадлежать церкви», – напишет он об этом позже. Одной из основополагающих идей такого «обращения» была тема пацифизма: именно в ненасильственном сопротивлении он «становится собственно христианином». В эти же годы Бонхёффер начинает рассуждать об ответственности христиан за жизнь церкви, и особенно об ответственности пастырей – тех, кто несёт служение проповеднического слова и кто «будет отвечать перед Богом за каждое слово, произнесённое перед своими прихожанами».

После прихода к власти Адольфа Гитлера Бонхёффер выступает по радио со словами о том, что, если «вождь превращается в идола, он становится совратителем». На этих словах передачу оборвали, а Бонхёфферу запретили публичные выступления. После чего он принял предложение возглавить две немецкие общины в Лондоне. В письме к своему старшему коллеге Карлу Барту Дитрих Бонхёффер выражает сомнения относительно целесообразности отъезда из Германии, но оправдывает его тем, что не может продолжать нести пасторское служение на родине. Барт же в своём ответе настоятельно рекомендует своему коллеге прибыть на родину ближайшим же пароходом, поскольку тот «принадлежит Берлину, а не Лондону». Бонхёффер не внял совету и вернулся на родину лишь спустя полтора года. Позже он извинится перед Бартом и отшутится, что пароходное сообщение в то время было в таком состоянии, что он как раз и вернулся, спустя полтора года, если не на ближайшем, то на следующем пароходе.

На родине Бонхёффера уволили из университета, лишили права преподавать и проповедовать, но это не заставило его замолкнуть: вместе с другими пасторами из Исповедующей церкви он организовал подпольную семинарию буквально «на краю света» – в деревушке Финкельвальде на берегу Балтийского моря.  Там он с 1935 года занимался подготовкой пасторов. И хотя сама семинария просуществовала всего менее двух лет, она успела выпустить около ста пасторов и послужила укреплению Исповедующей церкви.

В это время, после закрытия семинарии, Бонхёффер принимает решение присоединиться к участникам противогитлеровского заговора. Муж его сестры, Ханс фон Донаньи, «записал» Дитриха в абвер, что снизило контроль над опальным пастором и позволило выезжать за границу: официально – для сбора разведданных, на деле же – для налаживания связей заговорщиков в Европе и подготовки свержения Гитлера. Эта деятельность Бонхёффера прервалась на несколько месяцев весной 1939 года.

Нью-Йорк, Нью-Йорк

В апреле 1939 года в Германии был принят закон о всеобщей воинской обязанности для мужчин 1906 года рождения. Поступившее в это время Бонхёфферу предложение занять профессорскую кафедру в Нью-Йорке было как нельзя кстати, да и соратники по Исповедующей церкви настояли на отъезде. «Я был безмерно счастлив, что Бонхёффер покинул Германию, ведь он был предназначен восстановить Протестантскую церковь после разгрома, который нас ожидал… Мы верили, что он будет насущно необходим нам потом, тогда – когда его время наступит», – так вспоминал об отъезде в США своего коллеги пастор Гельмут Трауб.

Но Бонхёффер не провел в Америке и месяца и поспешил вернуться в Германию вопреки мнению родных, друзей, несмотря на то, что там он не мог ни преподавать, ни публично выступать, несмотря даже на упомянутый закон о всеобщей воинской обязанности. Для Бонхёффера его стремление вернуться на родину было связано с необходимостью разделить это тяжёлое время с немецким народом. В письме своему другу, американскому теологу Рейнгольду Нибуру, Дитрих Бонхёффер пишет, что лишится права участвовать в восстановлении христианской жизни Германии после войны, если не разделит со своим народом испытания этого времени. Вернувшись в Германию, Бонхёффер продолжает свою деятельность в сопротивлении и в разработке покушения на Гитлера.

Заговорщики

Принимать участие в заговоре, цель которого – убить человека, – не самое подходящее занятие для священника. Даже если этот человек – Адольф Гитлер. Но для Дитриха Бонхёффера, и это можно видеть как в его книгах, так и в жизни, подобное решение было преодолением страха взять на себя и ответственность, и вину, поскольку бездействие и самоотстранение от происходящего в стране он видел куда большим злом. Человек, считал он, призван к тому, чтобы «соучаствовать в страданиях Бога в этом мире», а не пытаться «посредством религии как-то прикрыть обезбоженность мира».

В кругу заговорщиков из Исповедующей церкви не было единой позиции, стоит хранить документацию или нет. Одни считали, что стоит, поскольку в дальнейшем это может стать свидетельством сопротивления режиму. Другие – и к ним относился Бонхёффер – держались позиции, что для успеха заговора любые сколько-нибудь компрометирующие документы должны сразу же уничтожаться. Однако это не было сделано, и в апреле 1943 года, после обыска в доме родственника Бонхёффера Ханса фон Донаньи, оба они – и Донаньи, и Бонхёффер – были арестованы.

Затем последовали два года тюрьмы, Бухенвальд и, наконец, Флоссенбург, где Дитрих Бонхёффер и другие участники заговора были повешены 9 апреля 1945 года. За день этого, на Антипасху, пастор Бонхёффер отслужил свою последнюю литургию.

Послесловие. Церковь Дитриха Бонхёффера

Богослова и христианина Дитриха Бонхёффера не оставлял вопрос: каким образом произошло так, что историческая церковь закрылась от мира и не отвечает за происходящее в нём? Когда это произошло и что стало причиной? Бонхёффер таким – смертельным – врагом церкви называет «даровую благодать» и упрекает современную ему церковь в том, что она постепенно отказалась от идеи «дорогой благодати», что от её имени много говорится о второстепенном, но «слишком мало о самом Боге».

В своё время монашество, выступающее против разложения в средневековой церкви, было последним прибежищем для «дорогой благодати», поскольку только в монашестве считалась возможной всецелая преданность собственной жизни Богу и полное служение Ему. Но с течением времени и монастырь перестал быть местом для христианского уединения и стяжания «дорогой благодати», поскольку монахи хотели найти там не Бога, а самих себя.  Таким образом, если церковь, спрятавшаяся за монастырской стеной, уже ничего не может сказать миру, то какая церковь может это? Свободная, современная и церковь для других, но не для себя – отвечает Бонхёффер. «Церковь должна участвовать в выполнении мирских задач общественной жизни, не господствуя, но помогая, служа. Она должна сказать людям всех профессий, что такое жизнь со Христом, что это означает – “жить для других”».

Ксения Цветкова

4 февраля

Источник: S-t-o-l.com

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):