Благовест-Инфо

www.blagovest-info.ru
info@blagovest-info.ru

Скончалась писательница Ирина Ратушинская

Версия для печати. Вернуться к сайту

5 июля умерла Ирина Борисовна Ратушинская (1954-2017) – поэт, прозаик, автор киносценариев.

В начале 1980-х годов Ратушинская была арестована “за антисоветскую агитацию и пропаганду” с формулировкой  “За распространение клеветы на советскую власть в стихотворной форме”. Однако в 1985 году ее досрочно освободили. После выхода на свободу Ирину и ее мужа лишили советского гражданства. Долгое время они жили за границей, где Ратушинская преподавала в американском университете. Ее творчество стало известно за рубежом: книги Ратушинской изданы в 18 странах. О годах, проведенных в колонии, писательница рассказала в автобиографической книге «Серый – цвет надежды». С этой надеждой Ирина не расставалась никогда, она помогла ей перенести все тяготы заключения и не озлобиться на свою судьбу. Ратушинская была верующим человеком. Духовным отцом писательницы был митрополит Антоний Сурожский. В 1998 года она вернулась в Россию и продолжала писать. Свое последнее стихотворение Ирина Ратушинская написала совсем недавно – 16 июня 2017 года:

 Ангелы, ангелы, спойте вместе со мной!

Столько радости на лугу цветёт,

Столько радости в облаках плывёт,

А в кустах там смотрит ёжик, такой смешной.

 

Ангелы, ангелы, потанцуйте со мной!

Я хоть маленькая, а в хоровод могу.

Вместе весело, в хоровод же нельзя одной.

А нельзя – плохое слово тут, на лугу.

 

Ангелы, ангелы, возьмите меня летать!

Ну, пожалуйста, не говорите «нет».

Ой, как здорово… Ясно, и всё видать!

Выше, выше — где башни, и этот свет!

Мы предлагаем вашему вниманию отрывки из интервью, воспоминаний и стихи Ирины Ратушинской.

 «…мне, как и многим из моего поколения, еще предстояло найти Бога, как-то выйти с Ним на контакт. Но когда я, наконец, дорвалась и прочитала Библию, Евангелие, то поняла, что уже нашла Его через книги. А книги-то в основном были русской классикой. То есть — душу мою спасали православные авторы. Именно благодаря им, я, ребенком, не осталась без духовного руководства».

«Посадили меня в 1982 году, в 28-летнем возрасте. Я была молода, энергична и собиралась стойко переносить все неизбежные трудности тюрьмы, одиночной камеры и лагеря. Меня обвинили в написании стихов православного содержания — что же, не меня первую преследует безбожная власть. И чего стоит вера, если человек не готов за нее пострадать. Но вряд ли мне удалось бы выдержать, не сломаться, не будь у меня на плече Божией Руки».

 «Когда мы приехали в Лондон, нас отвели в православный храм. И мы увидели монаха в каких-то сандалиях, который мыл пол. Оказалось, что это митрополит Антоний Сурожский, ставший впоследствии духовным отцом нашей семьи. Он после с улыбкой говорил: «Я ведь живу при храме. А раз я здесь живу, то кому же и пол мыть?» Штатных уборщиц он не держал.

«С владыкой Антонием я познакомилась в декабре 1986 года. Меня как раз освободили из политлагеря, и после этого мы с мужем приехали в Англию. Владыка Антоний был первый священник, которого я видела в течение пяти лет. При советской власти заключенные не могли встречаться со священниками, для нас это было достаточно тяжело, потому что умереть в лагере вероятность была достаточно большая, и мы прекрасно знали, что если умирать — то без исповеди и причастия. Когда я оказалась в Лондоне, моя подруга Алена Кожевникова немедленно вникла в суть проблемы и сказала: «Пойдем, я познакомлю тебя с владыкой Антонием. Он все твои перипетии знает и готов с тобой встретиться». Когда мы вошли в храм, мы увидели монаха в черной одежде и в сандаликах, который мыл пол в храме. Это и был митрополит Антоний Сурожский».

Этот вечер для долгой прогулки.

Серый час, как домашняя кошка,

Тёплой тенью скользит у колена,

А подъезды печальны и гулки.

Ты надень свою старую куртку.

Мы набьём леденцами карманы

И пойдём, куда хочется сердцу,

Безо всякого дельного плана.

По заросшим ромашкой кварталам,

Где трамвай уже больше не ходит,

Где открытые низкие окна,

Но старушек в них прежних не стало.

Так мы выйдем к знакомому дому,

И увидим на спущенной шторе

Тень хозяина, и улыбнёмся:

Кто сегодня в гостях, с кем он спорит?

Мы замедлим шаги: не зайти ли?

Но заманят нас сумерки дальше,

Уведут, как детишек цыгане,

Как уже много раз уводили.

И тогда, заблудившись, как дети,

В незнакомом обоим предместье,

Вдруг очнёмся: мы живы и вместе!

И вернёмся домой на рассвете.

1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

***

Под соборными сводами вечными,

Босиком по пыльным дорогам,

С обнажённо дрожащими свечками

Люди ищут доброго Бога.

Чтобы Он пожалел и понял

Сквозь убийства, бред и обманы,

Чтобы Он положил ладони

На висок, как на злую рану,

Чтоб увидел кричащие лица,

Темень душ и глаза без света,

Чтоб простил дурака и блудницу,

И священника, и поэта.

Чтобы спас беглеца от погони,

Чтобы дал голодающим хлеба…

Может, Бог — это крест на ладони?

Может, Бог — это тёмное небо?

Как к Нему отыскать дорогу?

Чем надежду и боль измерить?

Люди ищут доброго Бога.

Дай им Бог найти и поверить.

1970, Одесса

***

Добрый зверь,

Который со мной в ладу,

Тот, которого я у двери жду,

Кого можно ловить за штанины,

Тот, нелепо ходящий, длинный,

У кого в задних лапах приятно спать

На ленивом и мягком звере «кровать»,

Кто с утра наливает мне белого зверя

Под названием «молоко», —

Говорят, теперь далеко.

Врут.

Не верю.

Он сейчас придет. Я сижу в окне.

Добрый, теплый зверь, он придет ко мне.

Не заметив тех — как насквозь пройти,

Странных запахов нанеся в шерсти,

Он ко мне придет.

Я к нему скакну:

Зря ль я службу нес твоему окну?

Зря ли ждал, никому не веря,

У твоей, у холодной двери?

Мою песенку, как натек свечной,

Не спугни тогда, мой живой ручной!

***

Верьте мне, так бывало часто:

В одиночке, в зимней ночи

— Вдруг охватит теплом и счастьем,

И струна любви прозвучит.

И тогда я бессонно знаю,

Прислонясь к ледяной стене:

Вот сейчас меня вспоминают,

Просят Господа обо мне.

Дорогие мои, спасибо

Всем, кто помнил и верил в нас!

В самый лютый острожный час

Мы, наверное, не смогли бы

Всё пройти — из конца в конец,

Головы не склонив, не дрогнув —

Без высоких ваших сердец,

Озаряющих нам дорогу.

1986 Киев

***

Четыре утра

еще не конец мира

не плачь мой сверчок

Источник: "Фома"

Rambler's Top100