Мониторинг СМИ

Конец гонений

За прошедшие годы мы как-то попривыкли, что исповедовать свою веру и ходить в храм можно беспрепятственно, но совсем недавно все было совершенно по-другому

Сегодня священники могут выступать на стадионах, но были времена, когда за причащения на дому вызывали в милицию. О том, как было в эпоху гонений и в период возрождения Церкви, вспоминает один из старейших клириков нашей епархии — протоиерей Виктор Голубев, настоятель Свято-Троицкого храма «Кулич и Пасха».

Неизвестная старушка

Впервые я почувствовал, что что-то меняется, в конце 1980-х. Я был секретарем митрополита Антония (Мельникова), и он принес мне бумагу по поводу открытия часовни блаженной Ксении. Год был примерно 1986-й. «Владыка, — говорю, — часовня это, конечно, хорошо, но не преждевременно ли? Мне кажется, мы получим отказ». — «Нет, не преждевременно!» — ответил митрополит. Он, очевидно, что-то знал, чего не знал я, и оказался прав: в 1988 году гонения прекратились, и у духовенства началась более или менее нормальная жизнь. И часовню вскоре открыли.

Однажды, уже гораздо позже, в часовне служили три епископа и рассказали, что когда они учились все вместе в семинарии, часовня была закрыта и обнесена высоким забором. Они пришли посидеть рядом. Подошла какая-то старушка и стала им говорить назидательно, как они должны себя вести, как жить. Целый час говорила, потом ушла. Они недоумевали, как какая-то бабка может в таком тоне говорить с семинаристами.

Закончили они семинарию, к тому времени часовня открылась, Ксению Блаженную прославили, появились ее иконы. Они пришли в часовню, увидели икону и узнали на ней ту самую старушку.

Я всегда почитал Ксению Блаженную, праведного Иоанна Кронштадтского, ходил пешком от Технологического института и на Смоленское кладбище, и в закрытый Иоанновский монастырь. А теперь эти места не просто доступны для верующих, а известны во всем мире.

Старосты и уполномоченные

Долгое время я был помощником секретаря митрополита, потом секретарем, и ездил очень часто по делам к уполномоченному совета по делам религий, печально известному Жаринову. В 1973 году назначил меня митрополит Никодим (Ротов) в Шувалово настоятелем. Одного назначения было мало, надо было получить регистрацию: если ее нет, служить не имеешь права. Жаринов меня спрашивает, вроде как в шутку: «Ну, в какой вас храм назначить, чтобы к дому поближе?» А я жил тогда на Костюшко, ну и тоже решил пошутить: «В Чесменскую», — говорю. Уполномоченный аж затрясся: «Она закрыта, — закричал, — это музей! Вот тебе регистрация и иди!»

Он был враг Церкви, ярый атеист. Помню, говорил: «Виктор Андреевич, сколько у нас верующих? Четырнадцать храмов в воскресный день полупустые. А в городе 3,5 миллиона человек. Значит, процент верующих крайне невелик». А я говорю ему: «Не так надо смотреть, Григорий Семенович! На Крещение мы освящаем воду, причем все знают, что мы ниоткуда ее не привозим, из-под крана набираем, и люди стоят за ней на морозе по три с половиной часа, и так в каждом храме. Они, может, в храм ходят не так часто, но раз в этой очереди стоят, значит, верующие они». И объяснил ему, что в Крещение освящается «всех вод естество», то есть вся вода — и в реках, и в водопроводе. Через какое-то время он говорит мне: «Виктор Андреевич, я набрал в Крещение воды из-под крана, она у меня целый год стоит и не портится». — «А я вам что говорил, Григорий Семенович?» Так он свой вывод из этого сделал: «Зачем тогда в церковь ходить, когда святую воду можно дома набрать из-под крана?»

Но кончил он свою жизнь безрадостно. Отец Борис Глебов, а они с ним были в хороших отношениях (насколько это возможно), приехал как-то навестить Жаринова, когда он был уже отправлен на пенсию. Ну, посидели, Жаринов и говорит: «Борис Михайлович, я всю жизнь, с десяти лет, закрывал церкви. Теперь их открывают. Вся моя жизнь — псу под хвост». Кстати, жил он очень скромно, я был однажды у него по делам. Маленькая двухкомнатная квартирка в хрущевском доме.

В те времена бедой был не только уполномоченный, но и церковные старосты. Они не помогали нам, а, наоборот, всячески мешали. Как-то один военный пришел в наш храм и попросил его окрестить. Крестил один из наших священников, отец Иоанн. Староста сразу доложил уполномоченному, тот вызывает отца Иоанна: «Ты крестил?» — «Да». — «Давай регистрацию». Был он сердечником, и через месяц после этого умер. И это не 1960-е, а уже 1980-е.

Я старался законы никогда не нарушать: нравится, не нравится, ничего не поделаешь. До хрущевских времен мы ходили на дому причащать, соборовать, освящать квартиры, а потом всё запретили. Ходить на дом разрешили только к больным. Пригласила меня как-то одна наша постоянная прихожанка. Прихожу, она в коммунальной квартире жила, и к нам еще две бабушки присоединились. Только всё разложил, звонок, входит начальник нашего отделения милиции. Привели меня в милицию, он составил протокол, что я, дескать, не имея права, причащал на дому. Говорю: «Не подпишу». — «Почему?» — «Потому что я имею право. Это вы закона не знаете. Вы Конституцию нарушили: согласно Конституции, каждый гражданин СССР имеет право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой». Они растерялись, отпустили меня. Потом вызывает уполномоченный: «Это вы одного человека можете причащать, а их трое было». — «Григорий Семенович, где это прописано?» Он достает книжечку какую-то, я ее никогда раньше не видел, листает, а там написано: «Священник имеет право причащать больных на дому». Ну, я обрадовался: «Видите, там сказано „больных“, а не „больного“. Нигде не написано, что можно причащать за один раз только одного человека!» Так всё и сошло с рук.

«Большевик»

Наш храм передали Церкви в 1946 году, в 1947-м освятили, до этого там была библиотека завода «Большевик». Иконы принесли люди из домов. На заводе был один такой начальник, Владимир Иванович, ему поручили следить за тем, кто из заводских ходит в храм. На собраниях их пробирали. Если детей крестили, лишали премии, а если венчались, сразу увольняли. Начальство этого завода «Большевик» еще долго хранило верность старым идеалам: советская власть давно кончилась, а они на 7 ноября и 1 мая все равно вывешивали красные флаги.

Да, наступил 1988 год, и резко все изменилось. Владимир Иванович тоже изменился. Привел своего племянника в воскресную школу, сам стал ходить в церковь, исповедоваться, причащаться. Мне прихожане говорят: «Отец настоятель, зачем вы его в храм пускаете? Не знаете, сколько горя он людям принес?» Я ответил: «Если бы Иуда покаялся, Господь бы и его простил». А чтобы смущения не было, сказал ему: «Владимир Иванович, ходи в алтарь!» И он долгое время молился в алтаре. Как-то летом перед Троицей он долго болел, пришел в храм на праздник, исповедовался, причастился. Мы пошли крестным ходом, вернулись — а он умер прямо в пономарке у алтаря. Через неделю я людям сказал: «Вот, вы говорили, чтобы я в храм его не пускал. Дай Бог каждому из нас так — исповедоваться, причаститься и в церкви умереть!»

Первый шаг

Поначалу, когда кончились гонения, мы крестили по сто человек в месяц, в храм на праздники не войти было, люди на улице молились. Сейчас нигде такого нет: не только пыл у людей умерился, но и храмов стало больше, в каждом районе по несколько, не как раньше — один на много километров... да были районы, где вообще ни одного храма не было.

Вот, любят говорить, что тогда многие крестились под действием минутного порыва, и на этом их церковная жизнь закончилась. Действительно, есть такие люди, но неверующими их я бы не назвал. Конечно, плохо, что человек в храм не ходит, мы каждый воскресный день должны ходить. Но пройдет время — как знать, может быть, Господь и призовет его. Первый-то шаг он уже сделал!

Церковная жизнь, на мой взгляд, все равно изменилась к лучшему, в колею вошла. Помню, в прежние времена на Пасху на крестном ходе — тьма народу, а после «Христос воскресе!» возвращаешься, глядь — храм полупустой. Сейчас наоборот: мало тех, кто после двенадцати домой идет, в основном люди на всю службу остаются.

Протоиерей Виктор Андреевич Голубев родился в 1930 году в городе Калата Уральской области в семье служащих. Еще до войны переехал вместе с семьей в Ленинград. Отец погиб на фронте под Псковом, Виктор и его мама пережили блокаду. С 1944 г. — постоянный прихожанин Никольского собора. Закончил Ленинградские семинарию и Духовную академию. В 1959 г. рукоположен во диакона, затем во иерея, приписан к церкви св. прав. Иова на Волковом кладбище. В 1962-1966 гг. служил в Никольской Большеохтинской церкви. С 1966 по 1971 гг. — священник Николо-Богоявленского кафедрального собора Ленинграда. В 1971 г. — настоятель церкви св. прав. Иова. С 1974 г. по сей день — настоятель Свято-Троицкой церкви «Кулич и Пасха». В 1974-1975 гг. — попечитель иностранных студентов Духовной академии и семинарии. Один из старейших и уважаемых клириков епархии.

Источник: "Вода живая"

Ваше имя: *
Ваш e-mail:
Отзыв: *
Введите символы, изображенные на рисунке (если данная комбинация символов кажется вам неразборчивой, кликните на рисунок для отображения другой комбинации):