Благовест-Инфо

Православие и идентичность

Мирской смысл воссоединения РПЦ и РПЦЗ

Вопросы размежевания или, напротив, объединения церквей, даже простое пространственное перемещение церковных резиденций – все это всегда имело определенный политический подтекст. В истории России политическое значение такого рода событий в определенные периоды крайне высоко и даже непосредственно определяло ход ее политической истории. Достаточно вспомнить роль митрополита Петра в становлении политического значения Москвы в ее тогдашнем соперничестве с Тверью или же сложные организационные перипетии православия в Литовско-Польском государстве. Реформа патриарха Никона, помимо личных амбиций последнего, также имела собственный политический смысл: «Эту программу можно назвать программой московского церковного великодержавия, требовавшей срочных и чрезвычайных реформ в русской Церкви для ее вящего исправления и прославления. Греческий образец при этом брался и в контраст к латинству, и ради приближения Церкви русской к греческому восприятию на случай ее прихода в самый Царьград» (А. Карташев, «Очерки по истории русской Церкви»).

Роль Церкви в обеспечении единства и консолидации Руси в период княжеской раздробленности московского периода является, несомненно, выдающейся. Но, в частности, по мере получения все большей автономии по отношению к Константинополю русская Церковь пропорциональным образом попадает в зависимость от «местной», национальной власти, утрачивает самостоятельность: «Русская Церковь, препоручаемая исключительному попечению своего природного государя, становилась учреждением национальным; «а, делаясь национальной, русская Церковь в то же время становилась и государственной; она признавала над собой верховенство государственной власти и входила в рамки московских правительственных учреждений» (П. Милюков, «Очерки русской культуры»). В таком направлении и стала развиваться со всей определенностью дальнейшая история ее отношений к государству. Глава русской Церкви, митрополит всея Руси, утратил свой сверхнациональный церковный характер, при котором он был до конца независимым от Московского великого князя, опираясь на происхождение его власти от Константинопольского патриарха. Став всецело зависимым от царя Московского, он потерял возможность управлять Церковью за Московскими пределами, в чужих государствах: литовском и польском. Зависимость митрополита от государственной власти возросла настолько, что он стал ставиться на митрополичий трон и изгоняться с него по одной воле светской власти. Приобретение в конце XVI в. русской Церковью патриаршего титула ровно ничего не изменило в этом отношении в ее жизни внутренней. Титул ни капли не прибавил власти главе русской Церкви и ни капли не ослабил ее полной зависимости от государства» (А. Карташев.).

Эта зависимость окончательно оформляется Петром I. В течение синодального периода (начало XVIII в. – 1917 г.) организационно Церковь фактически включается в бюрократическую структуру государственной власти. Тем самым возникает, пожалуй, ключевая проблема Русской Православной Церкви – проблема ее эмансипации от государства (эта тема является одним из рефренов русской религиозной философии). Разумеется, проблема взаимоотношения Церкви и государственной власти весьма сложна и уходит корнями в некоторые фундаментальные исторические условия возникновения христианства (Христос был гражданином Римской империи). Вот как, например, формулировал эту проблему патриарх Константинопольский Антоний в своем послании московскому князю Василию Дмитриевичу (1393 г.): «Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь царя. Ибо царство и Церковь находятся в тесном союзе, и невозможно отделить их друг от друга». Здесь, однако, не место входить в эти «симфонические» тонкости. Эта тема интересна для нас в связи с осуществившимся объединением Русской Православной Церкви Московского патриархата и Русской Православной Церкви Зарубежом.

Причины разделения (не имеющего характер «раскола») Русской Православной Церкви имели также сугубо политический характер, связанный с природой установившегося после Октябрьской революции в России строя. Во-первых, разное отношение к советской власти (митрополит Сергий в своей Декларации 1927 г. заявил о лояльности Церкви по отношению к советской власти, что было неприемлемо для РПЦЗ), во-вторых, железный занавес и отсутствие церковного общения. Изменение политической ситуации в России создало предпосылки для объединения разделенной Церкви. В Социальной концепции РПЦ, кроме того, переформулировала свое отношение к государственной власти, поставив преданность вере выше лояльности государству, сняв тем самым с себя упрек в «сергианстве». Заметим, впрочем, что в Концепции сохраняется и намек на возможность традиционного «симфонического» устроения государства: «Однако нельзя вовсе исключить возможность такого духовного возрождения общества, когда религиозно более высокая форма государственного устроения станет естественной».

Однако все еще не приходится говорить о том, что тем самым оказалась решенной проблема эмансипации Церкви от государства, которая могла бы питать надежду на масштабное восстановление социальной и культурной активности, а также морального авторитета православия. Как государство продолжает пытаться использовать Церковь для решения своих задач, так и Церковь не свободна от традиционных иждивенческих настроений по отношению к государству. Слишком долгим оказался период зависимости, несамостоятельности Церкви по отношению к государству – причем как в имперский, так и в советский период (хотя, конечно, эта зависимость несопоставима по своему характеру). Показательно, что один из ключевых моментов, казалось бы, сугубо внутрицерковной проблемы объединения связан с личным участием Владимира Путина в этом процессе.

При всех сделанных оговорках объединение – важное историческое событие. Оно имеет множество внутрицерковных и исторических аспектов, значение которых может обнаружиться лишь в дальнейшем. Даже если опустить сакральные смыслы этого события, все же нельзя забывать, что РПЦЗ является носительницей в том числе определенного видения истории XX в., а также, например, имеет свой взгляд на территорию РПЦ, поскольку является носителем, по сути, законсервированного имперского сознания. Затронем, однако, несколько иную тему, а именно – культурные и культурно-политические последствия этого акта. И с этой точки зрения трудно переоценить значение «подключения» РПЦЗ к РПЦ. Дело в том, что именно РПЦЗ является институтом, который действительно имеет опыт сохранения и трансляции русской идентичности в зарубежной среде. А это основной камень преткновения, с которым ничего не может поделать нынешняя бюрократическая машина по работе с «соотечественниками», занимающаяся этой проблемой в настоящее время по линии государственных программ.

Нужно ясно осознать, что современная Россия фактически ничего не может предложить своим «соотечественникам», «русскому миру» – за исключением православия. Это единственная идентичность, способная играть сколько-нибудь массовое значение для действительного конституирования русской диаспоры за рубежом. Даже язык не имеет такого значения. Во-первых, возьмем самое обширное зарубежное сообщество носителей русского языка. Это, конечно, Германия, где около 4 млн русскоговорящих. Они этнически разнородны, но культурная идентичность их имеет нечеткий «советский» характер. Сегодня слово «советский» переводится на политический язык столь же размытым понятием «российский». Даже самая большая подгруппа (этнические немцы, составляющие около 3 млн), стремящаяся и формально имеющая все возможности для ассимиляции в немецкой среде, ничего с этой идентичностью поделать не может. Любопытно, что в качестве самонаименования этнические немцы, вышедшие с территории бывшего СССР, используют понятие «российский» (даже выходцы из Казахстана). Но можем ли мы при этом говорить о наличии в Германии «российской» диаспоры в том смысле, как существует, например, еврейская или армянская диаспора? Нет, не можем. Это рыхлая идентичность. Никакой «национальной идеи» для них нынешняя Россия предложить не в состоянии (и есть подозрение, что это нельзя сделать в принципе – в силу определенных культурно-исторических особенностей нашей истории). Такая идея в сравнительно массовом своем выражении может иметь лишь религиозный характер. И опыт РПЦЗ здесь бесценен. Вспомним, что именно эти круги были экс-территориальным носителем преемственности отдельных ветвей русской культуры на всем протяжении советского периода. Именно здесь сохранялось интеллектуальное и историческое наследие, вспомним хотя бы перепечатки соответствующих издательств, которые заполнили российский рынок в период гласности.

Для понимания, насколько эффективна религиозная идентичность, приведем другой пример. А именно – русских липован в Румынии. Эта старообрядческая община (вернее, две общины: старообрядцы Белокриницкого согласия, митрополия которых находится в городе Брэила, и старообрядцы Новозыбковского согласия, так называемая Древлеправославная церковь) уже триста лет живет в иноконфессиональной, иноязычной среде. При этом – без всяких «программ поддержки соотечественников» – они уже 300 лет сохраняют язык и культурно-религиозную идентичность.

По этой причине объединение церквей имеет важнейшее значение даже со светской точки зрения, учитывающей культурное и идентификационное значение веры. В этом отношении «национальная» и «религиозная» идентичности действительно очень близки друг другу (что совершенно не является фактом внутри страны). Можно лишь пожелать, чтобы это объединение имело также и модернизационную составляющую – в смысле роста активности и учета реалий современной культурной ситуации. РПЦЗ крайне консервативна – по понятным причинам. Однако именно поддержка митрополии может способствовать распространению влияния Русской Православной Церкви Зарубежом. В пользу того, что какие-то действия, не нарушающие, конечно, идентичности самой Церкви, необходимы, говорит следующее обстоятельство. Газетные киоски той же Германии завалены русскоязычной прессой весьма посредственного качества. Однако нет ни одного умного и современного церковного или хотя бы околоцерковного православного издания, хотя бы по образцу тех, что стали в последнее время появляться в России. Несомненно, что объединение РПЦ – хороший повод для активизации деятельности в том числе и в этом направлении.

Виталий Куренной, кандидат философских наук, доцент философского факультета РГГУ

21 мая

Источник: "Политический журнал"