Благовест-Инфо | www.blagovest-info.ru info@blagovest-info.ru |
Министр образования и науки РФ выступила с докладом «Церковь и гражданская война»
| Версия для печати. Вернуться к сайту |
Москва, 27 октября, Благовест-инфо. Что произошло с религиозным сознанием в России в послереволюционные годы? Что произошло с православными (а их было 83 миллиона на 1910 год)? Со Святейшим Синодом за два года – от февраля 1917 до осени 1919 г.? Как менялось отношение Российской Православной Церкви и ее предстоятеля к ниспровержению прежней и установлению новой власти? В чем выражался «мощнейший кризис внутрицерковного сознания» в эти годы?
Над этими вопросами, остро актуальными в связи со столетием русской революции, размышляла министр образования и науки РФ Ольга Васильева, доктор исторических наук. 26 октября она выступила с докладом «Церковь и гражданская война» на международной научной конференции «Религия и русская революция», которая открылась в Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте РФ (РАНХиГС).
О. Васильева подчеркнула, что выступает с докладом не как чиновник, а как историк, который с конца 1980-х, когда открылись архивы, посвятил полтора десятилетия работе над закрытой ранее темой церковно-государственных отношений в ХХ веке.
В докладе она поставила задачу проследить, как за два первых революционных года «Церковь поменяла свою позицию», как это сфокусировалось в деятельности «единственного человека, который осознавал происходящее», – Патриарха Тихона.
Анализируя документы, докладчица показала, что сразу после февральской революции от Российской Православной Церкви ждали определенных заявлений, но Синод долго избегал давать публичные оценки событиям. Так, в конце февраля 1917 г. митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) от имени Синода дважды отказал обер-прокурору Синода и его товарищу (заместителю), которые просили священноначалие публично выступить в защиту монархии и с церковным осуждением и прещениями в отношении «ослушников». Накануне отречения императора от престола митрополит Владимир, нарушив присягу, решил связаться с Временным правительством – незаконной на тот момент властью. 6 марта часть епископата неофициально прекратила поминовение императора за литургией, а Синод вслед за этим определил петь в храмах многолетие «Благоверному Временному правительству». 9 марта Синод все-таки выпустил послание «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий», в котором «революционный переворот фактически признавался правомочным», отметила О. Васильева.
Далее, по ее словам, «все ждали, что скажет Синод, но его члены как будто спали». Это бездействие не было прервано даже декретом Временного правительства о вероисповедании, который привел к неслыханному: больше половины солдат и офицеров на фронтах отказались исповедоваться и причащаться. Синод же в это время явно не реагирует, его члены «тихо готовятся к Поместному Собору».
В августе 1917 г. от имени Синода было выпущено обращение ко всем политическим партиям, «чтобы привлечь внимание к братоубийственной войне», однако «политической оценки ситуации здесь не дается», отметила исследовательница. Не было дано такой оценки и в экстренном послании к народу 24 августа от имени начавшего свою работу Поместного собора по поводу неминуемой гражданской войны. Не найти политического осмысления в церковных документах и во время кровавых октябрьских событий в Москве – лишь просьба прекратить огонь, чтобы похоронить убитых. Казалось бы, события заставляли соборян определить свое отношение к новой власти, но они избегали этого даже в начале декабря 1917 г., когда принимали 25 статей о положении Церкви. «Почему они игнорировали эту тему?» – на этот вопрос, сформулированный докладчицей, трудно дать ответ. Она не согласна с версией, согласно которой Церковь не принимала новую большевистскую власть всерьез, «считала, что это ненадолго». Тем более что эта новая власть активно начала бороться с самой Церковью, хотя первые три года гонения еще не были систематическими, программными, добавила О. Васильева.
Фото с сайта РАНХиГС
И вот наступил момент, который, как считает историк, впервые подтолкнул РПЦ к тому, чтобы высказаться о власти, – это декрет 18 декабря о гражданском браке, который фактически упразднял таинство брака и, соответственно, «семью как малую Церковь». Этот акт стал для РПЦ «одним из самых страшных», подчеркнула она. А через месяц, после попытки захвата Александро-Невской лавры, Патриарх Тихон совершает «первую решительную акцию» и 19 января предает анафеме «тех, кто творит беззаконие», но при этом «не говорит о политической принадлежности анафематствованных» и таким образом не осуждает прямо новый политический строй. Соборяне не поддержали своего предстоятеля.
Большевистский «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви», когда Церковь «лишается всего», гибель митрополита Владимира в Киеве, акты насилия по отношению к священнослужителям – все эти события вынуждают Патриарха Тихона наконец «выступать как политик»: он резко осуждает Брестский мир. «Это было первое реальное политическое выступление», но он «выступает один, … как исповедник, он все берет на себя», подчеркнула О. Васильева, добавив, что «власть Патриарху никогда этого не простила». Далее он открыто осуждает убийство царской семьи («пусть за это называют нас контрреволюционерами…»). Докладчица сделала акцент на том, что тут впервые у Патриарха появились реальные сподвижники – практически все члены Собора поддерживают его политическую позицию.
В первую годовщину октябрьской революции 25 октября 1918 г. Патриарх обращается напрямую к большевистским правителям, жестко обвиняя их в кровопролитии, жестокости, в предательстве родины. Но «при всей резкости Патриарх делает акцент, не призывая чад РПЦ участвовать в противлении новой власти», прокомментировала докладчица.
К 25 сентября 1919 г. относится еще одно политическое программное послание предстоятеля РПЦ, адресованное верующим. О. Васильева полагает, что главное в этом тексте – «слова, которые стали потом ключом для выстраивания отношений Церкви с властью». Она процитировала: «Церковь не связывает себя ни с какими определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь преходящее историческое значение. Церковь возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать каким-либо политическим партиям. (…) Повинуйтесь всякому человеческому начальству в делах мирских. Не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрения советской власти. Подчиняйтесь ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию… Посвящайте все свои силы на проповедь Слова Божия».
За исторически короткий срок произошла «метаморфоза» позиции Патриарха, на причинах которой докладчица не остановилась. Но она заметила: «Это воззвание положит начало долгому страшному пути поисков той самой лояльности, о которой мечтала власть… Именно на этом будет зиждиться служение митрополита Сергия (Страгородского), митрополита Алексия (Симанского) и на этом будет выстраивать свои тяжелейшие отношения с властью в трагическом ХХ веке Русская Церковь. И только Великая Отечественная война привнесла в них какие-то изменения на короткий срок».
Завершая доклад, О. Васильева еще раз подчеркнула, что основу церковно-государственных отношений в СССР, начиная с 1920-х гг., заложил именно Патриарх Тихон, а его преемники продолжали его политическую линию. «Я на этом настаиваю», – заключила историк.
Юлия Зайцева
