Благовест-Инфо

«Пророческий дар Сергия»

Лингвисты и историки из Высшей школы экономики обсуждали роль прп. Сергия Радонежского в событиях, связанных с Куликовской битвой

Москва, 28 марта, Благовест-инфо. Очередное заседание семинара лаборатории лингвосемиотики Высшей школы экономики было посвящено теме «Преподобный Сергий Радонежский и Куликовская битва. «Идейный вдохновитель» или «пророк»? Результаты своих изысканий на эту тему представил 26 марта кандидат исторических наук Александр Лаврентьев. Это обсуждение формально никак не было связано с подготовкой к 700-летию (в 2014г.) одного из самых почитаемых русских святых, но от этого было не менее интересным.

Широко известно церковное предание, согласно которому преподобный Сергий преподал благословение московскому князю Дмитрию, когда тот приехал в Троицкий монастырь накануне Куликовской битвы. В этом контексте обычно говорят (в том числе – и в научной литературе) о роли игумена как «идейного вождя», «идейного вдохновителя» победы русских войск над Мамаем. При этом не ставится под сомнение тот факт, что князь приехал в Троицу «по дороге на Куликово поле», т.е. уже с «готовым решением», которое и благословил Сергий.

По словам докладчика, это утверждение опирается на поздние источники. Он же обратился к тексту жития Радонежского чудотворца, взяв за основу текст, написанный в середине XV в. Пахомием Сербом, который, в свою очередь, опирался на первое житие, созданное Епифанием Премудрым. Агиографический источник  недвусмысленно называет Сергия пророком: житие повествует, что Сергий предсказал князю победу («иди противу их и победиши») в том случае, если он «не смалодушествует». В отличие от исследователей, которые оспаривают сам факт поездки князя в Троицкий монастырь накануне Куликовской битвы, А. Лаврентьев эту встречу не ставит под сомнение, но по-новому ставит вопрос: зачем князь поехал к троицкому игумену?

Резонно утверждать, что за благословением перед решающей битвой князь обратился бы в том случае, если бы Сергий был в то время его духовным отцом. Докладчик посчитал уместным напомнить известные факты о строгой регламентации взаимоотношений духовника и его духовного чада в Древней Руси. Известно, что духовника выбирали добровольно, но навсегда; за произвольную смену духовника санкции полагались не только «перебежчику», но и принявшему его; только духовник мог исповедовать и причащать пасомого, а если это невозможно, должен был «передать» его тому, кому доверял; если чадо принимало монашеский постриг, белого попа-духовника надо было сменить на чернеца; духовник подписывал завещание своего подопечного и т.д.

На основании того, что духовная грамота (завещание) Дмитрия Ивановича была подписана неким игуменом Севастианом и игуменом Сергием Радонежским, исследователи делают вывод, что последний был духовником московского князя. Но в том, с какого момента начались эти отношения, мнения расходятся. А. Лаврентьев полагает, что с 1379 по 1386 г. духовником князя был Федор, игумен Симоновского великокняжеского монастыря в Москве, племянник Сергия Радонежского; он же, Федор, сопровождал князя Дмитрия на Куликово поле (1380); он же «передал» свое духовное чадо игумену Сергию, отправляясь в Царьград в 1386 г.

Следовательно, предводителю русского воинства было у кого испросить благословения. Зачем же он поехал в Троицу, тем более, если отношения его с «постоянным оппонентом» – игуменом Сергием были весьма непростыми? В поисках ответа докладчик обратился к фигуре Михаила-Митяя – ставленника, духовника и «печатника» (хранителя печати) Дмитрия Ивановича, сделавшего головокружительную карьеру от приходского коломенского священника до архимандрита Спасского монастыря в Москве, а затем митрополита Московского (По данным, которые приводит «Википедия», в Москве собор епископов по воле князя избрал княжеского духовника Митяя в митрополита «Великой Руси», но епископ Суздальский Дионисий объяснил князю, что поставление первосвятителя без воли Константинопольского патриарха будет незаконно). Взлет Михаила-Митяя должен был увенчаться официальным поставлением его в митрополиты Киевские и всея Руси. Именно с этой целью отправился он в 1379 г. в Царьград, где весной этого же года внезапно скончался «в двух шагах от цели своего путешествия», в предместьях столицы Византийской империи. Накануне же, продолжил докладчик, преподобный Сергий «со стопроцентной точностью» предсказал именно такую кончину протеже московского князя, что засвидетельствовали многие. По словам историка, это событие «показало пророческий дар Сергия».

Сделав расчеты длительности пути от Царьграда до Москвы, А. Лаврентьев предположил с большой долей уверенности, что этот поразительный случай стал известен князю Дмитрию уже в августе-сентябре 1379 г., т.е. до Куликовской битвы. «Есть основания полагать, что пророчество преподобного Сергия повлияло на решение Дмитрия Ивановича, что трудное решение идти на битву он принял именно после визита к Сергию», -- сказал историк. Именно в такой последовательности: пророчество о Митяе, провозглашение Сергия пророком, встреча с князем Дмитрием – события расположены в житии преподобного.

По утверждению ученого, понятие «пророк», используемое в житии, впервые встречается «в применении к живому человеку». «Пророческий дар – это и было главным вкладом преподобного Сергия в события, связанные с Куликовской битвой», -- подытожил докладчик.

По окончании сообщения состоялась дискуссия, в которой принял участие один из «патриархов» отечественной семиотики Борис Андреевич Успенский. Обсуждение показало, сколь сложной является проблема интерпретации малого числа источников, свидетельствующих о древнем периоде русской истории, особенно – когда речь идет о взаимоотношениях светской и духовной власти.

Юлия Зайцева